Разве только церкви не разрушены, вон они, светло-серая Бориса и Глеба, снежно-белая Богородицы Пирогощей, блестела золотом глава Святой Софии. Нет, Киев жив, пока стоят эти церкви, живет и город! Как только люди поверят в спокойствие внутри городских стен, они вернутся, снова застучат молотки и топоры, снова загалдит на пристани и Торге народ, заснуют разноплеменные купцы, зазвучит многоголосица большого города… Князь Даниил вздохнул: только когда это будет? И стоило ли связываться с этим восстановлением, если на пороге новая беда?
Никто не понял Даниила Романовича, когда тот, позвав лучшего своего воеводу Дмитра с его воинами, вдруг рванулся в Киев. Нашел время свою власть устанавливать! А он бы и рад не устанавливать, да только, когда пал Чернигов и киевский Михаил бежал прочь, ясно стало, что и Киев падет. Поддержать хотел, сказать, что на помощь придет при первом зове, а что вышло? У города только что не дыры в крепостной стене! Едва-едва держался, воины разбежались, ни дружины хорошей, ни готовности к осаде. А ведь скоро осень 1240 года, придет зима, Днепр встанет, тогда ничто не помешает татарам по льду перейти, как же защищаться?!
Но Ростислав и не собирался, он был готов отдать Киев Батыю без боя и сесть под его властью. Разорит? А вдруг нет?
У Даниила потемнело в глазах от ярости. Отдать без боя?! Да ни один город так не поступал! Все горели и гибли, но своих родных и свои дома на разор не отдавали!
Он вышвырнул Ростислава из Киева, как слепого котенка, но если бы этим можно было что-то исправить! Понимал, что Киев долго не выстоит, но и его собственной дружины тоже не хватит защитить нетронутые города Южной Руси.
Князь позвал Дмитра. Воевода смотрел, как вышагивает крупным шагом по гриднице Даниил, и молчал. Что он мог сказать? Что город не выдержит осады, что сил нет противостоять Батыю? Это князь знал и сам. Если позвал, значит, или что-то придумал, или посоветоваться хочет. Дмитр был готов стоять на смерть, но это мало что меняло. Против дубины кулаком не больно повоюешь…
– Из Киева ухожу, тебя здесь оставляю. Верю, поднимешь город, сколько можно, и удержишь хоть на время.
Дмитр молчал, хотя мог бы спросить, к чему это, не лучше ли собрать силы на своей Галичине и держать Галич или Холм. Просто воевода видел, что князь не все сказал. Так и есть. Даниил покусал ус и продолжил:
– К уграм пойду за помощью. – Даниилу и объяснять не надо, о чем Дмитр подумал, сам добавил: – Не может Бела не понять, что они следующие. А чтоб привязать к себе, Льву Констанцию сватать буду. Небось тесть зятя не оставит в беде.
Дмирт вздохнул: ой ли…
– Нет другого выхода, Дмитр. Думаешь, мне хочется перед Белой выю гнуть? А как иначе?
– Поспеши, князь, татарин не сегодня завтра здесь будет.
Только и ответил. Прощались строго и быстро, не до долгих разговоров, каждый день на счету.
Осень уже показала свое приближение, первые желтые листья полетели с берез. Рано в этом году, видно, зима тоже ранняя будет. Хорошо, как снежная, сразу снегом землю, а льдом воду укрепит, а то бывает, что холодно, но слякоть долго стоит, ни в телеге, ни в санях. Но на сей раз киевляне не слишком радовались быстрой зиме, пусть бы, наоборот, прочный лед на Днепре долго не вставал, потому что по льду поганые вмиг реку перейдут. Нелепо, но сейчас защитой Киеву был именно тонкий лед на Днепре, когда ни вплавь перебраться, ни пешим не перейти.
В те годы на Руси было куда холодней, ноябрь считался зимним месяцем, и никого не удивлял твердый наст в начале ноября и лед в его середине. Вот и прикидывали, сколько осталось городу до подхода поганых…
Ветер бросал в лицо мелкие брызги, противная морось хуже дождя, она проникала всюду, пропитывала одежду, забиралась под воротник, в рукава, кажется, в саму душу. Тоскливое, серое, ненастное небо, не лучше в мыслях и на сердце… Четверо всадников погоняли коней, явно торопясь. Завидевшие их мужики и бабы, может, и не признавали во всаднике князя, но по богатству одежды, породистости коней и упряжи понимали, что перед ними кто-то важный, торопливо срывали шапки, кланялись.
Даниил торопился домой, но сначала заехал в обитель. Анна была рада, в обитель нечасто приезжали гости, а уж такие…
– Дай посмотрю… Похудел, невесел… С чего? Снова Ростислав?
– Хуже. Батый развернулся на Киев. Уже взял Чернигов и прислал в Киев послов. Михаил позволил их убить.
– Чего послы требовали?
– Подчинения и десятины во всем.
– Убивать послов было нельзя. За Киевом Болоховские земли, а потом Галичина?
– Да, – совсем помрачнел Даниил.
– Что делать собираешься?
– Я в Киеве Дмитра посадил, может, хоть до весны продержит? Я пока к ляхам и уграм съезжу. Должны же понять, что не помощи в своих неурядицах прошу, а против общего врага!
Анна встала, прошлась по узкому открытому переходу, в котором разговаривали, чтобы не мешать остальным, остановилась у перил, долго смотрела, как легкий ветерок кружит последний лист с ветки, словно не решаясь опустить его на землю. Сын молчал, понимая, что мать торопить не следует.
– Нет, они не помогут. Мог бы только папа римский, но для этого нужно время, которого у тебя больше нет. Время у вас было после того, как эти безбожники впервые появились в половецких степях, но русские князья ничего не поняли, и европейские короли сейчас тоже не поймут.
Бывшая княгиня тяжело вздохнула, села рядом с Даниилом, положила свою руку на его.
– Послушай меня, сын. Я всегда советовала тебе бороться за Галич, за отчинные владения, не бояться никаких противников. Теперь я скажу иначе. Бывает, когда против врага надо стоять на смерть, а бывает, когда надо склонить голову.
– Склонить перед погаными?! Никогда!
– Я так и знала. Я не прошу тебя подчиниться, но обмани, уйди в сторону, отведи беду от своих земель. Если поймешь, что ты один и рядом никто не встает, схитри, хотя бы сделай вид, что покорился.
– Я отступил однажды и почти двадцать лет корю себя за это! Людям в глаза смотреть не могу, стоит вспомнить тогдашнее бегство.
– А лучше было бы, погибни и ты на поле боя? Собой жертвовать надо тогда, когда в этом смысл есть, а просто погибнуть…
– Что сейчас-то делать?
Он уже давно взрослый, сильный князь, но бывали минуты, когда очень хотелось услышать материнский совет.
– Попробуй узнать, чего хочет этот Батый.
– Десятины во всем!
– Дай, больше потеряешь, если по твоим землям Орда пройдет.
– Не могу! Не может русский князь перед поганым голову склонить и добровольно ярмо на шею надеть!
Мать вздохнула:
– Даниил, у тебя пока нет сил сопротивляться, потому постарайся сохранить хотя бы жизнь. Сумеешь выжить и семью спасти, наберешь сил и чтобы против встать. Но если сгинешь без толку, то никому от этого добра не будет. У кого помощи просить станешь?
