Олег поднялся во весь рост, голос его стал грозным, как и вид.
– А Невиду скажи, чтоб и не мыслил что против Стемида. Узнаю про то, сам голову оторву. И тебе тоже. Ты князь киевский и всех славянских земель, что я собрал! Только ты! Стемид тебе не мешает, его не тронь, слышишь? И так отца его зря сгубили. Для тебя все делаю. Рожайте скорее с Прекрасой наследника, и ему все останется. Пока я жив, тебя никто не обидит, и твою семью тоже.
У двери гридни обернулся и уже тише добавил:
– А советчиков худых гони от себя. И помни одно – для меня нет никого тебя дороже, потому как…
Но почему, так и осталось недосказанным. Ингорь и сам понимал, что для Олега он дороже всего, что князь для него старается. Хотя еще дороже для Олега сама Русь, одержим он мыслью собрать славян в сильное государство, которое вровень с остальными сильными встанет. Правильно понимает все князь – без единства силы не будет, что славян потому бьют, что врозь они, правильно всех в кулак собирает. Это и те, кого примучивает, тоже понимают, хотя и со скрипом, а подчиняются. Ингорь вдруг подумал, что позови Олег славян в Великую скуфь, и пойдут ведь, есть у князя не только сила в дружине, но и вера в него у людей тоже есть. Самому Ингорю такого не добиться, для этого не просто кровь княжеская нужна, а властность княжеская. У Олега хоть отбавляй, тот лишь глазом поведет, все бегут исполнять и невысказанное, а Ингорю иногда не один раз повторить надо, чтобы сделали.
Уплыл Ингорь с женой в Ладогу на какое-то время, но прожил недолго, как понесла Прекраса, так и обратно вернулись. Скучно там, все делом заняты, а он без дела, да и Прекраса рада вернуться, все же первый ребенок будет, как одной?
Олег вести обрадовался, на невестушку наглядеться не мог, наказал, чтоб берегли пуще глаза, пылинки сдували. Но слуги и без того ей шагу самой ступить не давали, под ноги ковры раскидывали, чтоб не застыла невзначай. Не любила молодая княгинюшка такой заботы, тяготилась ею, все же не княжеских кровей была, воли хотелось. Без мамок-нянек побегать по траве-мураве, погреться на солнышке, а тут печи в ложнице жарко натоплены, хотя на дворе и тепло, духота за закрытыми дверьми, вокруг всегда люди, норовят подхватить, поддержать, когда и не надо. Она, здоровая, молодая, сильная, должна ходить под руки, как старуха. Тоскливо княгинюшке, ох, тоскливо. Раньше с Ингорем миловалась, а как тяжелая стала, так мамки и князя к ней не подпускают, чтоб дитю урон не нанес. Ладно бы ночью, так ведь и днем поговорить не дают, мол, у него речи все с заботами княжьими, расстроить может, ахнет Прекраса, да и случится что с дитем. От этого одиночества совсем тошно, надоели гудошники с плясунами, надоели байки одни и те же каждый день про королевичей да про то, какой княжич красивый да стройный, умный да пригожий родится. Только одна из старух и сказала, что девка будет, но на нее так шикнули, что больше голос не подавала, князьям наследник нужен, а не девчонки!
Ингорь как узнал, что отцом станет, загордился, в Киев вернулся победителем, точно подвиг какой совершил. Олег в усы посмеялся, но воспитанника похвалил, порадовался. На радостях и Невида разрешил вернуть.
Глава 37
Киеву сильно досаждали хазары, хотя и чувствовали, что власть уже не та, но согласиться с таким положением никак не могли. Славянских данников становилось все меньше, а нападки степняков все ожесточеннее. Нет, Хазария не давила всей силой, но ежедневно, ежечасно понемногу трепала окраинные веси, заставляя людей уходить все дальше в леса. Находились те, кто говорил, мол, так и нужно – уйти подальше, степняки совсем глубоко в лес не сунутся, сидят же себе вятичи да радимичи глубоко спрятавшись, платят дань понемногу, и ничего… Князь, впервые услышав такие речи, даже удивился – так можно и до самого Ильменя удирать, а то и дальше к морю. Но разговоры не прекращались, нашлись те, кто открыто предлагал снова платить дань хазарам, как делали прежде, только чтобы набегами не мучили. Вот на это Олег уже взъярился:
– За свои земли постоять боитесь?! Готовы в любые норы залезть, все с себя отдать, только чтобы никто не тронул лишний раз? Не бывать этому! У нас силы не меньше, чем у какого хазарского бека. Итиль сейчас не осилим, а вот с набежниками воевать будем!
Если честно, то поляне побаивались князя даже больше хазар, потому поспешно согласились воевать разорителей, робко надеясь, что делать это придется варяжской дружине Олега.
Не вышло, зря надеялись. Князь сразу заявил, что варяги дружинников, набранных из славян, только научат тому, что умеют, а вот за мечи придется браться самим. С Олегом не поспоришь, пришлось и воинскую науку прилежней осваивать…
Степняки нападали не абы когда, их стоило ждать у днепровских порогов во время прохода там торговых лодей. Князь и решил встретить врагов там. Для этого с ранней весны принялся гонять не только варяжскую часть дружины, но и набранных в нее полян, кривичей, дреговичей да других, кто пришел.
Степняки воюют как? Нападают быстро, разоряют все, что не могут забрать, убегают также быстро, захватив с собой рабов и добычу. Стрелами бьют издали. Если осилить не могут, то скорее уйдут, чтобы напасть в следующий раз. Потому и воевать против них тяжело, налетели, как вихрь черный, и ищи ветра в поле… У хазар есть и города, и крепости, и веси, да только далеко они от Руси, туда не доберешься. А набеги совершают конные отряды из ближних, быстрые и неуловимые. Размышляя, как справиться с этой напастью, Олег задумался над тем, чтобы заставить хазар биться в открытом ближнем бою. Выход был один – выманить степняков подобно Аскольду к себе и там бить.
Наступило время отплытия каравана. Все видели, что князь что-то задумал, а вот что – не говорит. Каждая пятая ладья в караване нагружена странно – товара почти нет, зато шкур от дождя много. Конники, что всегда сопровождали купцов, не слишком хорошо вооружены, на что Олег надеется, чтоб хазары испугались одного известия, что князь сам с караваном? Это испугало бы кого другого, только не степняков, им что князь, что смерд – все одно, добыча. Князь даже лучше, с него навару взять можно больше. Степняк уважает только того, кто его бьет.
Когда дошли уже до порогов и вытащили товары из лодей на берег, чтобы перетащить посуху и нагрузить снова, дозорные донесли, что по степи движется большой отряд хазар. Олег скомандовал воинам спрятаться под шкурами, остальным за лодьями, а сам с конниками куда-то исчез. Паники не было, но страх сжал сердце каждого, все понимали, что это угроза не просто разорения, а хазарского полона. Небольшая часть воинов заняла оборону.
Хазары действительно налетели вихрем, осыпая тучей стрел. Если бы не щиты, которыми загодя укрылись, половина дружины полегла бы на первых минутах. Князя с его частью дружины не было видно, тех дружинников, что сопротивлялись, нападавшие перебили достаточно быстро и, не встретив достойного сопротивления, поспешили добраться до товара. Для этого почти все спешились, выставив только нескольких всадников для наблюдения за степью. И тут произошло неожиданное – раздался резкий крик какой-то птицы, и из-под шкур, которым тюки накрывали для защиты от воды, в хазар полетели стрелы! Причем было видно, что били по сговору, одни в людей, другие в их коней, чтоб уходить было не на чем. Выпустив тучу стрел, славяне откинули шкуры и ввязались в ближний бой с нападавшими. Вскочить на коней удалось только троим степнякам, остальные поневоле вытащили свои мечи. Хазары воинской науке хорошо обучены, если б не учеба по весне, туго пришлось бы русичам. Но не только учеба пошла впрок, само вооружение тоже изрядно помогло. Это была задумка Асмуда – вооружить ратников боевыми топорами. Хазарские щиты хороши, удар меча держат, а вот секира прорубает его за два-три удара, кроме того, ею можно и колоть, как копьем. А князя с его конниками все не было видно…
