Днем они увидели впереди на дороге сборище народа. Там явно какой-то переполох. Не остановились, но замедлили бег лошадей, чтобы понять, стоит ли подъезжать или лучше повернуть назад. Но пока думали, оказались слишком близко, чтобы их разворот не заметили, пришлось ехать вперед.
Оказалось, хоронили двух убитых охранников ханского гонца, самого гонца уже давно не было, он помчался дальше, не останавливаясь из-за гибели товарищей.
Нет, товарищами воины Ораку не были, но ездить без защиты ханский гонец не мог, да и не положено. Обычно гонца сопровождали четверо, но в тот день с утра его вдруг позвал к себе ханский советник Боракул и сказал, чтобы немедленно отправлялся к хану Батыю со страшной вестью, чтобы не смел останавливаться ни на минуту, пока не достигнет местности Алакамак и сама весть не достигнет ханских ушей, и что с ним поедут всего двое.
Орак стал гонцом совсем недавно, далеко пока не ездил, но своим званием очень гордился. Потому он принял поручение, как что-то особенно важное, и был прав.
Но сама весть оказалась страшной, услышав, гонец даже не сразу поверил, переспросил, советник так зыркнул на бедолагу, что у того пропало всякое желание уточнять. Молча кивнул и вскочил на поданного коня. Рядом по бокам уже пристроились двое, готовые сопровождать. Того, кто принесет такую весть, полагалось казнить, но, даже понимая, что едет навстречу собственной гибели, Орак не замедлил бег коня. Не останавливаться, не есть, не пить, не спать, только вперед.
У гонцов свой счет, там, где караван идет восемь дней, гонец должен добраться за пять, но это если отдыхать по ночам в караван-сараях, а если мчаться без остановки, то три. Если гонец не жалел себя и лошадей и проезжал путь быстро, очень быстро, он мог рассчитывать на награду. Но на что мог рассчитывать Орак, неся плохую весть? Только на то, что его смерть в конце пути не будет медленной и мучительной… И он старался.
Орак сидел в седле свободно, но крепко, он сразу пустил коня вскачь, не заботясь об охране, прекрасно зная, что те не отстанут. Гонец был местным и тем более гордился своей должностью, он хорошо знал эту дорогу от озера Алаколь до Тараза, не раз ездил здесь и до того, как попал на службу к Великому хану. Орак молод, и потому жизнь до прихода монголов не представлял себе, да и не так много осталось тех, кто такую помнил, только старики могли рассказать, как почти тридцать лет назад вот так же прошли Джунгарским проходом тысячи и тысячи чужих, как растеклись они страшным черным половодьем по земле, как перестали существовать прекрасные города Мавераннахра, посмевшие сопротивляться, как долго и упорно сопротивлялись Тараз и Отрар. А все почему? Чингисхан гонялся за Мухаммедом. Пострадали все окружающие.
Не успели города подняться, как с востока через проход хлынули новые полчища, но на сей раз не на Мавераннахр, эти тумены ушли через Сары-Аку на запад через кипчакские степи. Орак слышал, что дошли, даже далекие страны, где садится солнце, покорились монголам, и если бы не внезапная смерть Великого хана Угедея, вся земля была истоптана копытами их коней.
Но теперь творилось что-то невероятное: монголы пошли против монголов. Бату-хан, владевший кипчакскими землями и вечерними странами, не желал подчиняться Великому хану Гуюку, и тот пошел на непокорного войной. Хуже всего то, что столкновение должно состояться на земле, откуда родом сам Орак. Хуже нет, когда чужие бьются меж собой на твоем дворе, тут хочешь не хочешь, а пострадаешь.
И все же Ораку раздумывать было некогда, когда, перейдя Тарбагатай, тумены Великого хана оказались в окрестностях озера Алаколь, он вступил в это войско, вернее, стал гонцом. Монголы часто использовали местных для таких поручений, кому, как не им, знать дороги и уметь быстро передвигаться. Тем более дорога эта проходила по караванному пути.
Но весть, которую нес Орак, была таковой, что могла изменить все, хотя ему лично она уже не поможет, зато остальным может быть очень полезной. Орак старался не думать о том, что должен сказать хану Батыю, гнал от себя такие мысли, потому что ни к чему загодя бояться, что человеку Небом предписано, то и случится… Вперед, и как можно быстрее. Позади раздавался конский топот охранников, в том, что они рядом, гонец не сомневался.
Ни Орак, ни его охранники не заметили прятавшихся за низеньким дувалом недавно изгнанных из Коялыка путников, не до них, но вечером произошло непредвиденное. Такого не бывало, чтобы на ханских гонцов нападали, а если и случалось, то на что охрана? Но охранников было всего двое, а нападавших куда больше. Однако охрану это не испугало, они бились отчаянно. И погибли, отдав свои жизни за жизнь гонца и забрав чужие. Когда стычка закончилась, в живых действительно остался только гонец, к тому же серьезно раненый. Стрела торчала из плеча.
Убедившись, что нападавших больше нет, он наспех занялся раной, итак потеряно драгоценное время, сломал стрелу и с усилием вытащил наконечник. Из раны хлынула кровь, пришлось одной рукой сильно зажать ее. Впереди виднелись огни караван-сарая, ничего другого, кроме как скорее отправиться туда, не оставалось.
Караван-сарай был почти пуст. Не время водить караваны, когда на расстоянии семи дней пути друг от дружки стоят два войска и явно собираются воевать. В лучшем случае все будет разграблено, в худшем и собственную голову потерять можно, не только товары. Хозяин тоже, видно, увел скотину подальше от беспокойной дороги, отправил в надежные места семью, спрятал все, что смог спрятать, хотя есть ли на Земле надежные места, чтобы укрыться от тех, кто раз за разом, словно черный сель, спускается с гор Тарбагатая? И все же каждый до последнего мига надеется, что сумеет выжить и спасти свою семью.
Гонец крикнул, чтобы дал нового коня и какую-нибудь тряпицу, заткнуть рану, а еще, чтобы похоронили павших воинов Великого хана, которых убили неподалеку. Хозяин караван-сарая страшно перепугался сразу всему. Убить охрану ханского гонца – страшное преступление, за которое полагалась кара. Да и сам гонец едва живой, его одежда залита кровью, на предложение переночевать в караван-сарае ответил отказом, даже промыть рану не дал, только приложил к ней тряпицу с травами, которую срочно сунул караванщик, схватил сухую лепешку и кусок мяса с блюда, подхватил поданный небольшой бурдюк с водой и снова вскочил на коня.
Весь караван-сарай был взбудоражен этим событием, долго смотрели вслед гонцу, хотя и топот копыт его коня давно стих. Что могла означать такая спешка? Ничего хорошего, хорошего вообще не следовало ждать тем, на чьей земле собирались меж собой биться чужаки.
Взяв большие факелы, поехали к месту стычки гонца и нападавших, вдруг кто-то жив и еще можно спасти. Но живых не нашлось, охранников ханского гонца отложили в стороне, а нападавших отдельно. Их узнали, это была банда, орудовавшая в округе с весны. Людям было все равно, кто перед ними, погибших надо похоронить, только по каким законам, кто знает, мусульмане охранники или нет, ведь среди монголов есть всякие…
Было решено отнести всех в одно место, а утром спросить совета у мудрых людей.
Орак в это время мерил одну версту за другой. Сначала травы, данные хозяином караван-сарая, помогли, даже кровь чуть затихла, ему бы остановиться, передохнуть, перевязать получше, но как перевяжешь одной, да еще и левой рукой, он все пытался придерживать тряпицу, чтобы не сползала, но держать поводья и факел одновременно тяжело, потому в какой-то миг рука дрогнула, конь в свою очередь, и без того храпевший от запаха крови и близкого огня, дернулся, факел вылетел, а тряпица сползла. Пришлось останавливаться, чтобы поднять факел, пока поднимал, пока снова садился в седло, тряпица окончательно куда-то делась. Орак махнул рукой: утром остановится и потребует подлечить снова.
