Нашлись те, кто в ответ кричали:
– Видели мы, князь, этих железных жуков! На спину перевернешь, и будет лежать, пока кто не поднимет.
Александр нахмурился:
– Не то говорите! Мы с немцем еще и не встречались. Копорье не в счет, там настоящих рыцарей не было. Если рыцарь на коне да с оружием, его попробуй скинь! И конь тоже закован. Бить можно, но как в Копорье больше не получится.
– Почему?
– Потому как нас теперь всерьез принимать будут, а раньше и признавать не хотели.
Кто-то хмыкнул:
– Выходит, сами себе подгадили?
И тут новгородцы увидели, как князь умеет злиться. Александр Ярославич сгреб болтуна железной рукой, поднял над землей и, держа на весу, строго спросил:
– Ты там был?!
– Нет, – съежился под страшным княжьим взглядом мужик. – Прости, княже, сболтнул.
– Ах, ты сболтнул?! А побейте-ка его те, кто Копорье брал и с рыцарями бился. – Александр попросту швырнул болтуна в толпу.
Того просто затоптали, едва выжил. После стороной обходил не только вечевую площадь, но и всю Торговую сторону. Но большинство запомнили твердую руку князя, державшего столько времени на весу немаленького мужика. Друг другу передавали:
– И ведь рука не дрогнула, пока держал!
Невский готовился, и я понимала к чему: ливонцы так просто не отстанут, пока они в Пскове, покоя быть не может. Конечно, впереди Ледовое побоище, и я хорошо понимала, что не удержусь и обязательно отправлюсь воевать вместе с князем. Вот только на кого Федьку оставить на это время?
Кузнец Пестрим который день не выходил из своей кузницы, даже спал там же. Жена носила ему и подмастерьям обеды, стояла, жалостливо подперев щеку кулачком, качала головой и уходила обратно. Не до сна и отдыха было, все другие работы позабросили после того, как князь Александр Невский на вече сказал, чтоб к походу на псов-рыцарей готовились. У подручного Пестрима руки обожжены, молот держать не может, так чуть не локтями хоть меха раздувает, только бы в стороне не стоять. Давно такого единодушия в Новгороде не было. На вече о том, что Новгород пока миновало, рассказывали и те, кто в Низовские земли ездил, и те, кто от немцев на Псковщине едва спасся. По всему выходило, что враг со всех сторон у ворот. Одного прогнали, другие налезают. Верно решил Ярославич, бить надо так, чтобы вдругорядь неповадно было. Когда в доме пожар, то не до ссор. А кто против будет, того вече решило и впрямь казнить смертью лютой. Боярские прихвостни сначала не поверили, потом двоих болтунов повесили на воротах, долго их трупы болтались, пока самим горожанам не надоели, все ненужные разговоры сразу прекратились.
Между двумя домнами Пестрим вышел во двор чуть передохнуть, уж больно жарко. Только присел на большое бревно, тут как тут Никоня, давний его друг-соперник. После боя со шведами, когда один другого спасал, ближе братьев родных стали. Никоня присел, посмотрел на солнышко, потом наклонился к кузнецу:
– Слышь, Пестрим, я чего узнал?..
– Ну? – покосился на известного болтуна кузнец. Сейчас что ляпнет, не будешь знать, верить или нет. Так и вышло.
– Дружинники меж собой говорили, князь-то наш Александр Ярославич во Владимир уезжает…
– Ты что?! – выпятился на него Пестрим. – Быть того не может!
Никоня резво перекрестился:
– Вот те крест!
Подумал и перекрестился широким крестом, чтоб уж совсем без сомнений было:
– Клянусь, сам слышал! Едет завтра ли, сегодня ли во Владимир.
Кузнец почти вскочил:
– Снова бояре, собаки, дышло им в бок, напакостили! Ну никак не могут жить спокойно. – Заорал во все горло: – Чего ж мы сидим?!
– А что мы можем? – уже испугался своей осведомленности Никоня. Он просто услышал, как один дружинник прощался с женой, говоря, что уходит с князем Александром немедля во Владимир, а второй поддакивал, мол, идем.
– Народ поднимать надо! Пусть Ярославич сам скажет, если что не так, пусть виновных бояр назовет, мы им бороды-то повытаскаем, не посмотрим, что знатные, без штанов вдоль Волхова гулять будут!
На зычный голос Пестрима во дворе мигом собрался народ. Стали требовать вече собрать, но кузнец вдруг запротивился:
– Что вече? Пока его соберем, пока бояре речи держать станут, время упустим. Уйдет князь, как есть уйдет!
Нашлись такие, что тоже слышали о Владимире. Пестрим и остальные на них чуть не с кулаками:
– Почему молчали?!
Стали советоваться, что делать. Решение пришло вмиг:
– Идти в Городище, самим от народа просить Александра Ярославича не покидать Новгород. Не может Невский вот так город бросить! Нет, не может!
– Живым щитом на пути встанем не отпустим князя Александра Невского из Новгорода!
– Лучше бояр всех противных ему погоним!
– Пусть только скажет кого…
Хорошо, что никто из бояр да онаньевских прихвостней по пути не попался, не то не сносить бы им головы, забили.
К людям, шагавшим в сторону Городища, присоединялось все больше и больше горожан. К самому княжьему двору подошли уже такой толпой, что и веча не надо, все здесь. Только бояр не было, да их никто и не звал.
В трапезную, где заканчивала обед княжья семья, вошел встревоженный гридь. Князь поднял голову:
– Что?
– Там, княже, от Новгорода толпа ко двору подходит. Велишь запереть ворота?
– От Новгорода? Нет, впустите.
О господи! Что еще случилось? От этого города всего ожидать можно, вчера готовы были подчиняться княжьей власти, а сегодня и погнать могут, с них станется. Александр заторопился во двор.
В ворота и впрямь входили новгородцы, оттеснив стражу, не рискнувшую сопротивляться многому числу людей. Заполонили уже все пустое пространство, но еще шли и шли. Последние так и остались за воротами. Александр стоял на верхней ступеньке крыльца в темно-зеленом кафтане почти без шитья, ведь собирался в дорогу. Он был без корзно и шапки. Новгородцы остановились в шаге от крыльца, но не кричали, не требовали, наоборот, вдруг заломили шапки. Князь спросил первым:
– С чем пришли?
Передний рослый мужик, Александр вспомнил, что это кузнец со Словенской стороны Пестрим, попросил:
– Дозволь, княже, слово молвить?
– Говорите, – подивился такой обходительности Александр. Если и выгоняют, то странно, уж больно ласково. Слуга успел подойти, ловко накинул корзно и закрепил его на правом плече красивой золоченой фабулой, подал в руки шапку, отделанную соболем.
– Ты, княже, не в обиду будет сказано, из Новгорода ехать собираешься?
– Еду, – продолжал изумляться Невский.
