– К боярину Онанию.
– Зачем?
– С посланием от наместника Твердило Иванковича.
– Передал?
Мужик виновато опустил голову:
– Не успел…
Теперь спросил уже князь:
– Где оно?
Гонец полез за пазуху, достал тонкий лист пергамента, свернутый в плотную трубочку, протянул князю. Тот развернул, проглядел, выражение его лица менялось от откровенно злого до насмешливо-злорадного. Александр не стал говорить что там, но аккуратно свернул пергамент и убрал себе в рукав.
– Жить хочешь?
Гонец быстро кивнул, на всякий случай косясь на княжий кулак.
– Понесешь свиток боярину, как велено. Только если ему хоть словом обмолвишься, что у нас был, – убью! Понял?
Мужик снова закивал.
Воевода смотрел на князя, совершенно не понимая, что тот задумал. Александр не стал говорить, что в грамотке, потому пока только он и понимал, что надо делать.
Поздно вечером в ворота боярина Онания постучали. Сначала тихо, потом посильнее. На стук сразу отозвались несколько громадных цепных псов, стерегущих боярский покой. Лаяли они довольно долго, пока за воротами не отозвался злой сонный голос:
– Кого по ночам носит?! Чего надо?
– К боярину по срочному делу.
– Чего?! – возмутился голос по ту сторону высоченного тына. – Какие дела среди ночи?
Человек с улицы проговорил почти в щель забора:
– Из Пскова…
На собак тут же цыкнули, и калитка ворот приоткрылась:
– Заходи. Никто тебя не видел?
Псковитянин помотал головой:
– Нет, кажись…
По двору мотался огромный злющий пес, но воле открывшего калитку подчинялся беспрекословно, отошел в сторону и смотрел, готовый броситься и разорвать в одну минуту. Терем стоял уже совсем темный, только в одном из окошек едва теплился огонек свечи. Впустивший псковитянина человек, видно, очень хорошо знал все закоулки дома, быстро повел ночного гостя по переходам, светя, правда, только себе под ноги единственной свечкой. Псковитянин в полутьме едва не упал на ступеньках и не сшиб лбом низкую притолоку горницы, в которую в конце концов вошли.
– Постой тут! – приказал человек и исчез за дверью, унеся свечу. Псковитянин остался один в полной темноте. Он уже давно пожалел, что поехал выполнять такое опасное поручение, больше не хотелось никаких денег, лишь бы живым вернуться. И чего этим боярам не хватает? Вон у этого какой двор, сколько всего настроено, хоромины такие, что полгорода поместится, а все мало… И их посадник Твердило Иванкович такой же. Жил бы себе и жил, так нет, с немцами связался, теперь дрожит за свою шкуру не только перед своими псковичами, но и перед рыцарями. Ни те ни другие его шкуру в случае чего беречь не будут.
Псковитянин так задумался, что не сразу услышал, что по переходу кто-то идет. Шли тихо, так же тихо распахнулась на обильно смазанных петлях дверь, в горницу шагнул высокий старик, следом за ним тот, что привел сюда гостя. Он поставил свечу в глиняную подставу, чтоб не капала куда попало, поклонился и вышел.
Старик прошел к стоявшей у небольшого окна лавке, сел, внимательно оглядел псковитянина и почти зло спросил:
– Ну?
Тот чуть замялся, потом ответил:
– Мне бы боярина Онания…
– Я боярин. Чего надо?
Видя, что псковитянин сомневается, он хмыкнул:
– Твердило, что ли, прислал? Давай сюда, что передал.
Все так же неохотно псковитянин вложил в большую жилистую руку свиток. Боярин развернул, поднес к свече, долго вглядывался. Псковитянин понял, что Онаний не слишком хорошо разбирается в грамоте, читает не споро. Глаза боярина вдруг блеснули из-под нависших бровей:
– Грамоту разумеешь?
Сам не зная почему, псковитянин вдруг отрицательно покачал головой. Почему-то ему не хотелось читать новгородцу написанное. Он никому не говорил, что грамотен, меньше знаешь, дольше живешь, так любил повторять его отец. Даже посаднику Твердиле Иванковичу не сказал, может, потому и отправил его посадник с таким поручением. Если бы знал, что грамотен, не рискнул бы.
Боярин снова уставился в написанное. И вдруг псковитянин заметил, что он не читает, а просто разглядывает, причем не грамоту, а его самого. Онаний сидел так, чтоб в тени не видно было его лица. «Проверяет», – усмехнулся гонец. Пусть себе, только бы уйти отсюда скорее, даже в ночь, только подальше от бешеных псов во дворе и от злых глаз их хозяина. Не выдержав, гонец спросил:
– Отвечать станешь, боярин? Или я пойду?
– Куда? – хмыкнул тот. – Ночь на дворе.
Псковитянин вдруг разозлился:
– Так что я до утра перед тобой столбом стоять буду?! Устал с дороги.
Колючие глаза снова принялись ощупывать его лицо:
– Где до самой ночи был? Небось давно в город пришел?
– Нет, едва успел, чтоб ворота не закрыли.
– Все одно, давно уже!
– А на твоем дворе что, написано, что он твой?! А хоть и писано было бы, я читать не умею.
– А как нашел?
– Во Пскове рассказали, чтоб не плутал. Только одно дело не плутать днем, а совсем другое – ночью. Боярин, я и правда пойду.
– У тебя есть кто в Новгороде?
Псковитянин помотал головой:
– Родных нет, а знакомый есть один. Может, найду… А нет, так где в другом месте переночую. Правда устал…
Наконец Онаний сжалился:
– У меня переночуешь, утром еще расскажешь про посадника и то, как шел.
– Кто шел? – насторожился псковитянин.
– Ты шел! – снова вперился в него взглядом Онаний.
«Ой-ой», – подумал гонец, но возражать не стал.
Утром не успели поговорить, как вдруг загудел вечевой колокол. Боярин вскинулся:
– С чего бы?
Но поспешил, без него вече не должно пройти, мало ли что князь новое придумает. Стоило Онанию уйти, немного погодя во двор вдруг влетел княжий дружинник, за спиной еще пятеро.
– Живо гостя, что ночью пришел за боярином!
Верный пес Гостята замотал головой – разве можно без ведома хозяина признавать, что был такой гость вчера:
– Какие гости, что ты?! Мы ночами спим, а не гостей принимаем.
Дружинник наступал грудью, оттесняя Гостяту к стене:
– А лгать княжьему человеку станешь, самого туда потащу! Говори, где тот гость!
– Ушел, вот те крест ушел! Да и был-то по ошибке, шел к боярину Колбе, а попал к нам. Переночевать пустили, не гнать же ночью со двора? Но утром сразу и ушел. У Колбы ищите. – Гостята был очень доволен придуманной ложью.
