Остановились в гостевом доме, явно предназначенном именно для таких визитов. Нам отвели две комнаты: в одной, маленькой, разместились мужчины – Еремей, Вятич и Тишаня, в комнате побольше мы с двумя своими сенными девками. Ничего, в тесноте, да не в обиде. Нам устроили постели на лавках, а девкам на полу.
На ужин спустились все вместе вниз. Помещение, нечто вроде таверны на постоялом дворе (хотя я не представляю, как она должна выглядеть), было заполнено народом. Подумалось: дым коромыслом, но дыма как раз и не было, потому как вредную привычку курить даже трубки мира из-за моря-окияна пока не привезли. Хотя своеобразный смог все равно стоял, было довольно душно и при открытой двери.
Я оглянулась, от стола поближе к выходу нам махал рукой Вятич. Рядом с ним сидели два крепкого вида детины, но Еремея не видно. Анея, видно, тоже увидела сотника и направилась туда. Тетка все же королева по своему складу, она шла не оглядываясь, зато все сидевшие в зале сворачивали головы следом и замолкали, в таверне вдруг стало тихо. Почти тихо. Все же не каждый день сюда являлись вот такие женщины, которых даже в голову не придет хлопнуть по заду или отпустить им вслед сальную шуточку.
Подойдя к столу, Анея так же по-царски приветствовала собеседников Вятича милостивым кивком и села. Я чуть не хмыкнула, увидев, как эти двое даже приподнялись со своих мест, чтобы поздороваться с «Ее Величеством». Вот кому миром править! Мы пристроились рядом на лучших местах по праву родства с императрицей.
Лушка тоже вовсю старалась «держать марку», почти свысока оглядывая окружающих, но это ей плохо удавалось, мешало природное любопытство, взгляд то и дело лукаво поблескивал, да и ее привычка стрелять глазками солидности ну никак не добавляла.
– Твердислав Микулич только что из Сигтуны, в Новгород идет, – кивнул на старшего из сидевших Вятич.
Если честно, то мне пока о делах говорить не хотелось, вокруг собралась довольно занятная компания, и не оглядываться, как Лушке, мне было очень трудно. Хорошо, что Вятич оставил нам места, с которых видно весь зал. Я даже пропустила начало разговора, так интересно посмотреть на купцов и их подручных.
Это был другой мир, мир из книг о бывалых мореходах, грубых мужчинах, которых не пугали ни рев волн и вой ветра, ни тяжелая работа, ни холод, ни зной. Мир людей, презиравших опасности, кажется, саму смерть. Они разительно отличались от купцов, торговавших в лавках, например, Рязани, и даже Новгорода. Наверное, люди, каждый день рискующие жизнью в беспокойных водах морей, все же иначе смотрят на эту самую жизнь, чем те, кто рискует только прибылью.
И отношение друг к другу и к самим себе у них тоже иное, потому что от взаимной помощи зависит слишком многое и предательство одного может дорого обойтись остальным. Нужно быть уверенным в поддержке и помощи окружающих, а потому врагов на судне не бывает, и все друг другу поневоле братья, пусть не по крови, но по жизни.
За соседним столом расположился солидный, действительно купеческого вида мужик с короткой, но окладистой бородой, лежащей на груди, точно лопата. Он ел молча, старательно обгладывая кости и не обращая ни малейшего внимания на своего собеседника, желчного, нервного человека неопределенного возраста, который что-то торопливо втолковывал, видно соблазнял выгодой. Обглодав очередной мосол, купец, видно, решил выбить из него костный мозг. Он спокойно отодвинул собеседника здоровенной рукой и вдруг изо всех сил грохнул костью о стол. Несколько человек только обернулись в его сторону, а вот нервный чуть не кувыркнулся с лавки. На некоторое время он замолчал, ошарашенно наблюдая, как содержимое мосла, вытряхнутое купцом, исчезает во рту, но потом опомнился и принялся убеждать снова, привстав и перегнувшись через стол, чтобы собеседник расслышал сквозь общий шум.
Меня отвлекло то, что нам принесли ужин. Это было огромное блюдо с вареным мясом, второе с луком и хлебом, целый жбан с пивом и какие-то пироги. От мяса шел пар и умопомрачительно пахло. Я вдруг поняла, что тоже сильно проголодалась. Конечно, ни вилок, ни ножей не полагалось, древний Висбю этим гостей не баловал. Ладно, будем есть руками…
– Много чужих шнеков, недаром король объявил морской ледунг.
– Думаешь, пойдут?
– Да уж наверное… Иначе чего сидеть? Епископы все народ баламутят, мол, пора язычников в истинную веру крестить.
К столу подошел Торопила:
– Еремей Силыч сказывал…
Договорить не успел, сзади снова раздался грохот – купец решил разбить кость до конца. На него с тревогой оглядывался, видно, хозяин заведения, верно, если каждый будет вот так разбивать мослы о столешницу, то никакой дуб не выдержит. Я тоже оглянулась на купца, тот деловито высосал мозг из раздробленного мосла, отбросил его в сторону и потянулся за большой кружкой, видно с пивом, отрицательно мотая головой в ответ на приставания нервного собеседника. Почему-то очень захотелось узнать, о чем они говорят.
– Еремей Силыч сказывал, что через два дня в Любек пойдет. Коли решите туда, так милости просит, а коли нет, так скажите, он других возьмет.
– Нет, благодарствуем, нам в Сигтуну надо.
Торопила удалился, кивнув, а Твердило сокрушенно помотал головой:
– Не время в Сигтуну плыть. Там рыцарей полно, тех, что бороться с тавастами собрались.
– С кем? – Лушка не выдержала-таки.
– С тавастами, а заодно и с русскими.
И снова нас отвлек купец. Ему, видно, надоел собеседник, потому что мужик поднялся, перевалился через стол, улегшись для этого в миску с обглоданными мослами, сгреб приставучего болтуна за грудки и… попросту вышвырнул его в проход! После чего уселся и спокойно допил из своей кружки. К столу подскочил хозяин заведения, купец кинул ему монету, судя по тому, как в ответ изогнулся угодливой дугой хозяин, достаточно ценную. Обиженный купцом человек остался отлеживаться после невежливого обращения на полу, а его обидчик встал и направился к выходу, спокойно выбирая из бороды крошки и стряхивая прилипшее к одежде. Мы с Лушкой сидели, раскрыв рты и вытаращив глаза на столь невежливое выяснение отношений. Проходя мимо нашего стола, купец покосился в нашу сторону и вдруг озорно подмигнул.
Твердило сокрушенно покачал ему вслед головой:
– Ох, зря он с Овиндом так…
Опомнившись, Лушка пристала к Вятичу:
– Кто такие тавасты?
– Соседи русских, я тебе потом объясню.
Как заставить Лушку не задавать первые же пришедшие в голову вопросы? Вдруг я сообразила, что в Швеции Лушка просто не будет понимать окружающих, а значит, и вопросов задавать не станет. А как же мы? Мы все не будем ничего понимать?
Теперь вопрос едва не задала я. Господи, как же тяжело с нами Вятичу! Наверное, было легче даже в дружине Евпатия Коловрата, где я воевала под видом его племянника, зато не интересовалась, чем не надо.
Твердило еще долго объяснял нам, что в Сигтуне, конечно, как и в Висбю, далеко не все подчиняются буллам папы римского, но торговать стало трудно. На торге в любую минуту можно ожидать неприятностей, потому и перестали плавать туда целые караваны новгородских ладей.
