– Настя, – это Вятич. Голос спокойный, но именно это спокойствие говорило о том, что произошло нечто. Неужели монголы обнаружили пропажу своего начальства и бросились в погоню? Тогда жить нам осталось недолго, настрогать Батыя я уже не успею, придется просто убивать. Жаль, так хотелось отыграться за всех замученных в Рязани и остальной Руси.
– Женщины неподалеку, отдельно от стана. Живы и, похоже, пока не тронуты. Охрана хорошая, если просто напасть – перебьют раньше, чем освободим.
Все смотрели почему-то именно на меня.
– Что?
– Может, их на этого гада обменять?
– Отдать Батыя, когда я столько за ним гонялась?!
– Настя, там много женщин, и они ни в чем не виноваты.
Я закрыла глаза и молча стояла несколько секунд. Вот это удар под дых, и, главное, от кого?! От своих же. Жизнь посвятить уничтожению Батыя, получить его в руки и теперь выпустить? Это мог предложить кто угодно, но только не Вятич, прекрасно знавший, что для меня уничтожить Батыя – цель существования.
И вдруг я словно внутренним взором увидела полсотни перепуганных, измученных женщин, которых завтра наверняка изнасилуют и замучают. Эти вот в обоз никого не брали, а если и брали, то ненадолго, попользоваться всем подряд одну ночь и убить, у близких к Батыю русских жен не было. В плену не русские женщины, мордовские, но это ничего не меняло. Быть изнасилованной и растерзанной одинаково тяжело женщине любой национальности.
Я закусила губу, потом вдруг повернулась к Батыю, внимательно его оглядывая. Кажется, даже Вятич забеспокоился, чтобы я чего с ханом не сделала, невзирая на уговоры. Поднятая рука успокоила сотника. Я подозвала к себе Алыма.
– Спроси у него, где женщины.
Конечно, Батый не стал со мной разговаривать, презрительно поморщившись. Этот гад почуял нашу слабость. Он прав, как Вятич и остальные себе мыслят этот обмен? Приведем Батыя и попросим отдать женщин? И их, и нас там же и перебьют. Потому этот мерзавец и не боится, вернее, боится за себя, но нам не уступит. Надо что-то придумать…
– Алым, переводи. Мы можем обменять хана на женщин, только всех сразу и без фокусов.
– Без чего?
– Без обмана.
И вдруг мой взгляд упал на висевшую на шее хана золотую пластину с какими-то знаками. Неужели пайцза? За эту побрякушку они готовы жертвовать если не головой, то многим, она дорогого стоит. Рука сама потянулась снять. Так и есть, Батый отстранился, насколько позволили привязанные руки и ноги, не давая взяться за пластину и едва ли не кусая меня.
– Заткните-ка ему рот и подержите. Мне надо снять эту штуку.
– Зачем? – Это уже не Вятич, а Тумай.
– Эта штука – знак власти, без нее и хан не хан. Вот мы ее в залог и оставим, он нам женщин вернет, а мы ему пайцзу.
– Что?
– Это пайцза называется.
Я разглядывала пайцзу, поворачивая ее к свету, и морщилась:
– Ну что за грязнуля! Даже золото засалено. А может, хана вымыть?
– Некогда.
– Алым, переводи. Мы обменяем хана на женщин, но в залог оставим пайцзу. Только когда женщины будут в безопасности, он получит свой знак обратно. Иначе пайцзу отнесут в ставку с рассказом о том, как хана насиловали все урусы подряд, а потом вымыли и голым привязали к лошади, пустив ее на волю. Пусть ищут эту лошадь в степи.
Батый дернулся, как от удара. Вятич сзади усмехнулся:
– Умеешь ты, Настя, обнадежить человека.
– Ты где человека-то видишь?
Но Батый уже опомнился и решил на шантаж не поддаваться. Фиг такого испугаешь.
Я вдруг рассмеялась:
– А мы не будем пускать лошадь в степь, мы ее с привязанным ханом прямо в ставку и приведем! То-то остальные порадуются…
И все равно эта сволочь не поддавалась, он твердо решил умереть, что ли?
– Но если хан согласится на обмен, то все, что здесь происходит, останется тайной, мы вернем его в ставку тихонько, ведь пока никто не знает, что его украли… Хан вернет женщин и уйдет отсюда, а мы вернем ему пайцзу и никому не скажем о нашей встрече.
Я отошла в сторону, пусть подумает. Вятич удивленно помотал головой:
– Вот искусительница, куда тут змею…
– Молчи уж, а то я его разорву. Вятич, что делать, нельзя же его просто выпустить, даже если он согласится на обмен!
Алым обернулся:
– Он чего-то мычит, может, сказать чего хочет?
– Вынь кляп, послушай, вдруг созрел?
– Он спрашивает, почему он должен нам верить?
– А что ему остается? Отпустит женщин, мы ему отдадим его побрякушку. Скажи, чтоб думал быстрее, мне некогда. И напомни про сон и Рязань.
Алым, конечно, не понял, что за напоминание, но то, как дернулся Батый, подсказало, что оно не зря. Для усиления впечатления я вдруг метнулась ближе и вытянула руку с раскрытыми пальцами к его лицу. Вятич подыграл, он сделал вид, что пытается удержать меня сзади. Я «билась» у него в руках и кричала:
– Пустите меня, я ему глаза выцарапаю! – А потом добавила: – Алым, подскажи ему на ушко, что я могу и выцарапать.
«Утаскивая» меня в сторону, Вятич орал:
– Ну ты артистка!
Мало кто что понял, но Батый наконец испугался, он согласно закивал, мол, сделает все.
Но как я могла вот так просто отпустить своего заклятого врага даже в обмен на женщин?! Спасти полсотни одних и простить при этом гибель тысяч других? Конечно, лучше полсотни живых, но… но… но!!!
И вдруг мой взгляд упал на валявшуюся у самого костра чью-то пряжку. Что-то, какая-то неясная пока мысль заставила меня нагнуться и поднять. Повертела в руках, пряжка была от пояса, сломана, но ее края образовывали букву «Н».
– Вятич, давай ему на лбу тавро, как коню, выжжем?
– Ты же предлагаешь ему все сохранить в тайне?
Я на мгновение замерла, потом мотнула головой:
– Значит, на заднице!
– Чего?!
– На заднице, чтоб не забыл о нашей встрече. Он же свою задницу никому не демонстрирует. Вот и будет тайна. А мы при случае сможем напомнить. Это чтобы он не сказал своим, что пайцзу просто потерял или пока припрятал. С кем он там больше всего не дружил из царевичей? С Гуюком, кажется. Вот мы и пообещаем, что если обманет, то Гуюку про его задницу и расскажем.
– Ну, ты даешь!
– Вятич, этот гад обманет обязательно, его никакой пайцзой не испугаешь, просто так отпускать нельзя.
Раскаленная пряжка впечаталась в белое тело, вокруг разнесся запах горелого мяса, но хан только чуть вздрогнул, из его горла не вырвалось ни звука, хотя рот мы ему не затыкали.
