Я это видела и понимала, что допустить не могу, сейчас в запале он может пообещать то, о чем позже будет жалеть, и, соответственно, его отношение к нам изменится. Не хотелось бы. Об этом подумала не одна я, взгляд Вятича тоже был предостерегающим.
– Своих ратников я буду кормить сама, золото у нас есть. И оружие, если продадите, тоже купим.
Оказалось, что мы вообще прекрасные ребята (ну и девушка, конечно), совсем не похожие на заносчивую Нарчатку. Неужели она действительно заносчивая? Это не есть хорошо… Но постепенно я поняла, что Алджибай просто к Нарчатке пристрастен как к конкурирующей фирме. Ох, не вляпаться бы между ними, а то уже лавируем как можем между Пургазом и Нарчаткой. А может, мы явимся как раз тем объединителем, благодаря которому они забудут мелкие распри?
За нашей немудреной едой (ее невысокое качество и небольшой выбор отнюдь не сказались на аппетите гостя) разговор пошел уже общий, теперь включились Вятич и сотники. Алджибая (я упорно звала его мысленно «погранцом») несказанно удивило отсутствие на нашем импровизированном столе вина или хотя бы русского меда. Понятно, поиздержались… Ничего, восстановим, всех напоим, в городе этого добра хватает!
Пришлось осадить ретивого вояку:
– В нашей рати запрещено пить.
– Это почему?! – вытаращил глаза Алджибай, и я почувствовала, как круто пикирую вниз в его глазах. Девка есть девка, даже в княжьем плаще, что с меня взять.
– Мы много воевали в этом году, воевать с похмелья тяжело и ненадежно. Вот побьем Батыя или хотя бы прогоним с наших и ваших земель, тогда приедем к вам и напьемся до… – я чуть не сказала «потери пульса», – до упаду.
Почему-то обещание непременно напиться вдрызг с ним за компанию очень понравилось Алджибаю, он расхохотался от души:
– Ай девка! Вот боевая!
Так началась наша дружба с Алджибаем и его городом. Вернее, город был не его, но находился под его защитой.
Со следующего дня въезд в город нам был открыт, но мы с Вятичем предусмотрительно провели политбеседу со своими ратниками и категорически запретили не только напиваться, но и вообще пригублять местные напитки. А еще лучше вообще не ходить туда, все, что нужно для пропитания и снаряжения, принесут нарочно выделенные ратники.
В результате в Сырню отправились только сотники с несколькими сопровождающими, чтобы притащить еды. Я решила пока воздержаться от визита, я лицо официальное, меня требовалось так и принимать, и чтобы не создавать «протокольной» суеты с расстиланием ковровых дорожек, парадным маршем местных трубадуров и выступлением полкового оркестра, предпочла остаться в лагере.
Едва успели вернуться наши сотники, качающие головами за неимением слов для описания того, что творится в городе, как я уяснила, что пословица «Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе» работала и в Сырне тринадцатого века, потому что этот самый Магомед в лице улыбавшегося от уха до уха Алджибая в сопровождении огромной свиты и нескольких тяжелогруженых лошадей (бедные лошадки, разве можно столько навьючивать на животных?!) явился к горе, то есть ко мне.
Когда гости (или все же хозяева?) разобрали свою поклажу, оказалось, что Алджибай все же решил если не кормить рать пару месяцев, то уж устроить единовременный пир обязательно. Слуги ловко расстилали скатерти-самобранки прямо на траве и расставляли на них яства в количестве, вполне достаточном для нашей рати на месяц вперед. Вятич усмехнулся:
– Зря только сотников за продуктами посылали.
Но это оказалось только начало, потому что в следующие несколько часов Сырня просто переселилась на нашу поляну! Причем, похоже, в полном составе, даже детей притащили! Веселый город Сырня демонстрировал, что его так прозвали не зря.
Пришлось напомнить своим о запрете пить, выделить тех, кто занялся нашими лошадьми, и усилить дозоры. Узнав об этом, Алджибай хохотал от души:
– Здесь никого нет в округе! Монголы далеко, Нарчатка тоже! Только вы и мы, кого бояться?
Я чуть не ляпнула: «Вас». Если честно, то я боялась, а ну как напоят и перебьют? Но довольно быстро поняла, что опасения напрасны, сырнянцы (как их называть-то? Может, сырняне?) пили сами, как настоящие любители этого дела, а потому перебить можно было скорее их самих.
Быстро передружились, уже все перезнакомились со всеми, вино лилось рекой, разговоры стали в три раза громче, чем нужно, оставалась стадия «ты меня уважаешь?». Приходилось зорко следить, чтобы не напивались наши, совсем воздержаться не получилось.
Больше всего меня поразили две вещи. Во-первых, неимоверная разукрашенность вояк, которые были просто обвешаны золотыми побрякушками, только что пластины на кольчугах не в позолоте! Хотя я увидела кое у кого золотые пряжки и серебряные эполеты. Вот делать нечего! Сразу видно, что воевать не приходится, только стоят гарнизоном. Они хоть мечами владеть умеют? Через день, когда в нашу честь все же устроили уже не попойку, а показательные выступления местной военной элиты, убедилась, что пьянка делу не помеха.
А во-вторых, меня просто потряс «подарок», сделанный… местным сутенером! В Сырне все оказалось поставлено на широкую ногу, местный дом терпимости тоже прибыл приветствовать гостей, его труженицы кокетливо поглядывали на моих бравых парней, а те оценивающе окидывали красоток взорами, правда, изредка косясь на меня. Вятич зашипел на ухо:
– Не смей запрещать! Сегодня можно, не то завтра вся твоя рать перейдет к Алджибаю.
– А так не перейдет?
– Пусть потешатся, у нас дозоры хорошие, охрана стоит.
Я мысленно махнула рукой: разврат так разврат! Сутенер выстроил своих красоток и с гордостью объявил, что на эту ночь он дарит их нашим ратникам, чтоб вспомнили, что они не только воины, но и мужчины! Это его подарок, а женщины обещали быть ласковыми со всеми и столько, сколько русские захотят.
В голосе сутенера было столько гордости за свою работу и самодовольства, что мои страхи, что это подстава, улетучились. Сырня предлагала нам все от души! Интересно, а Нарчатке они так не предлагали?
Оглядывая свое буйное войско, потащившее девок по сторонам, я сильно усомнилась в его боеготовности назавтра. Оставалось надеяться, что вот этот визг и смех в кустах не развратит мою рать слишком сильно.
Алджибай заметил мои переживания и рассмеялся, положив руку на мою:
– Не бойся, завтра они придут в себя и снова станут хорошими воинами. Они будут тебе благодарны, и им будет немножко стыдно. А когда воинам стыдно, они усердней чистят оружие и тренируют руку.
Пришлось признать, что «погранец» прав. Только это будет завтра, а что сегодня?
Сам Алджибай не утерпел и тоже поволок особо приглянувшуюся ему девку в шатер. Я сделала вид, что сильно увлечена беседой с Вятичем. Но «погранец» не вернулся, и это вызвало беспокойство. Если с ним что-то случится у нас в стане, то до завтра можем не дожить! А вдруг это чей-то хитрый замысел?!
