Наступила весна 1923 года. Дед, привыкший к многочисленным спряжениям древнегреческих глаголов, обнаружил, что английский, несмотря на всю его непоследовательность, довольно простой язык. Накопив добрую порцию словарного запаса, он начал обнаруживать в словах знакомые ингредиенты — то в корне, то в приставке, то в суффиксе. Для празднования первого выпуска английской школы Форда было решено устроить маскарад, на который был приглашен и Левти, как лучший студент.
— Что еще за маскарад? — спросила Дездемона.
— Я сейчас не могу тебе сказать. Это сюрприз. Но тебе придется кое-что сшить мне.
— Что именно?
— Ну, что-нибудь национальное.
Дело происходило в среду вечером. Левти и Зизмо сидели в зале, когда к ним внезапно вошла Лина, чтобы послушать «Час с Ронни Роннетом». Зизмо одарил ее неодобрительным взглядом, но она уже спряталась под наушниками.
— Думает, что она американка, — заметил Зизмо, обращаясь к Левти. — Видишь? Даже кладет одну ногу на другую.
— Но это же Америка, — ответил Левти. — Мы теперь все американцы.
— Это не Америка, — возразил Зизмо. — Это мой дом. И мы здесь живем не так, как американцы. Вот твоя жена это понимает. Ты когда-нибудь видел, чтобы она приходила в залу демонстрировать свои ноги и слушать радио?
В дверь постучали. Зизмо, испытывавший необъяснимую ненависть к непрошеным гостям, вскочил и накрылся пиджаком, сделав знак Левти не шевелиться. Лина, обратив на это внимание, сняла наушники. Стук повторился.
— Милый, неужто ты считаешь, они стали бы стучать в дверь, если бы хотели убить тебя? — осведомилась Лина.
— Кто кого хочет убить? — вбежала из кухни Дездемона.
— Да это я так, — откликнулась Лина, которая знала о занятиях своего мужа гораздо больше, чем было положено. Она подошла к двери и открыла ее.
На пороге стояли двое. На них были серые костюмы, полосатые галстуки и черные ботинки. И у того и у другого были короткие бакенбарды, а в руках одинаковые портфели. Когда они сняли шляпы, то под ними оказались волосы одного и того же каштанового цвета, расчесанные на прямой пробор. Зизмо протянул им из-под пиджака руку.
— Мы из департамента социологии «Форда», — заявил тот, что повыше. — Мистер Стефанидис дома?
— Да, — откликнулся Левти.
— Мистер Стефанидис, позвольте мне объяснить цель нашего прихода.
— Руководство предвидело, — без малейшей запинки продолжил второй, — что ежедневная зарплата в пять долларов может оказаться в руках некоторых людей огромным препятствием на пути праведности и может сделать их угрозой для общества в целом.
— Поэтому мистер Форд решил, — подхватил первый, — что эти деньги будут выплачиваться лишь тем, кто умеет разумно распоряжаться ими.
— Кроме этого, их будут лишены те, — продолжил коротышка, — кто не выполняет план. Тогда компания оставляет за собой право лишить его доли доходов, пока он не оправдает себя в ее глазах. Мы можем пройти?
Переступив порог, они разделились, и высокий достал из портфеля блокнот.
— Если вы не возражаете, я задам вам несколько вопросов. Вы пьете, мистер Стефанидис?
— Нет, — ответил за Левти Зизмо.
— А вы кто такой?
— Моя фамилия Зизмо.
— Вы здесь живете?
— Это мой дом.
— Значит, мистер и миссис Стефанидис ваши постояльцы?
— Совершенно верно.
— Не годится. Не годится. Мы поощряем приобретение жилья по закладным.
— Он собирается это сделать, — ответил Зизмо.
Меж тем коротышка отправился на кухню и начал поднимать с кастрюль крышки, заглядывать в печь и мусорное ведро. Дездемона попыталась воспротивиться этому, но Лина остановила ее взглядом. (А теперь обратите внимание, как затрепетали у Дездемоны ноздри. В последние два дня обоняние у нее определенно обострилось. Пища начала пахнуть как-то странно: фета — грязными носками, а оливки — козьим пометом.)
— Как часто вы моетесь, мистер Стефанидис? — спрашивал меж тем длинный.
— Каждый день, сэр.
— А как часто вы чистите зубы?
— Тоже каждый день.
— Чем вы их чистите?
— Питьевой содой.
А коротышка уже взбирался по лестнице. Войдя в спальню моих предков, он начал осматривать белье. Затем прошел в уборную и осмотрел стульчак.
— Отныне пользуйтесь вот этим, — заметил длинный. — Это зубная паста. А вот вам новая зубная щетка.
Дед смущенно взял и то и другое.
— Мы вообще-то приехали из Бурсы, — пояснил он. — Это большой город.
— Чистить надо вдоль десен. Снизу вверх в глубине и сверху вниз спереди. Две минуты утром и вечером. Давайте попробуем.
— Мы — цивилизованные люди.
— Вы что, отказываетесь пользоваться гигиеническими рекомендациями?
— Послушайте, — произнес Зизмо. — Греки построили Парфенон, а египтяне пирамиды еще тогда, когда англосаксы ходили в звериных шкурах.
Длинный пристально посмотрел на Зизмо и что-то отметил в своем блокноте.
— Так? — осведомился мой дед и, жутко оскалясь, принялся елозить щеткой в сухом рту.
— Да. Замечательно.
В это время на лестнице появился коротышка. Он тоже открыл свой блокнот и начал:
— Во-первых, мусорное ведро на кухне не имеет крышки. Во-вторых, на кухонном столе мухи. В-третьих, в пище слишком много чеснока, который вызывает несварение желудка.
(Наконец Дездемона понимает, в чем дело. Волосы коротышки, обильно покрытые бриллиантином, вызывают у нее тошноту.)
— Вы проявляете похвальную предусмотрительность, интересуясь здоровьем своего работника, — заметил Зизмо. — Было бы очень неприятно, если бы кто-нибудь заболел. Ведь это привело бы к сокращению производства.
— Я сделаю вид, что не слышал этого, — откликнулся длинный. — Поскольку вы не являетесь официальным работником автомобильной компании Форда. Однако, мистер Стефанидис, — это уже снова поворачиваясь к деду, — мне придется сообщить в своем отчете о ваших социальных связях. И я бы советовал вам с миссис Стефанидис как можно быстрее перебраться в собственный дом.
— А позвольте поинтересоваться, сэр, чем вы занимаетесь? — не удержался коротышка.
— Морскими перевозками, — ответил Зизмо.
— Как это мило, что вы зашли к нам, — вмешалась Лина. — Но честно говоря, мы как раз собирались ужинать. А вечером хотели пойти в церковь. К тому же Левти в девять надо лечь, чтобы как следует отдохнуть. Он любит просыпаться со свежей головой.
— Очень хорошо. Очень хорошо.
Они надели шляпы и отбыли.
