Хотя в разговорах они не упомянули, кому принадлежала
потерянная вещь, но мне-то их разговоры ни к чему. Поверить в такое было
трудновато, потому как выходило, что дружка завалил не кто иной, как Сашка
Монах, при этом впопыхах лишившись перстня. Сам возвращаться не рискнул, а
может, вид убитого кореша вызывал отрицательные эмоции, вот он мальчиков и
отправил. Мальчикам не повезло, чего не скажешь обо мне. Кто бы ни вызвал
милицию, человек этот заслуживал, чтобы я ежедневно поминала его в своих
молитвах.
Дрожащей рукой я извлекла находку. В квартире я не
разглядела перстень, не до того было, теперь он вызвал любопытство, но тут же
разочаровал: самый что ни на есть обыкновенный. Черный камень — кажется, агат —
и маленький бриллиант. По-моему, такой перстень отнюдь не редкость. Потратив
немного времени, Сашка мог бы отыскать похожий в магазинах, торгующих золотом,
и рисковать бы не пришлось.
Я стала вертеть перстень и так, и эдак, и смогла-таки
докопаться до причины Сашкиного беспокойства. На внутренней стороне отчетливо
проглядывали буквы «А.З. от Л.»; А.З. — Сашкины инициалы, а Л. —
какая-нибудь подруга. Конечно, если перстень окажется в милиции, Сашке придется
туго, вещь не антикварная, но убедить, что у кого-то похожие инициалы и любимая
на букву Л., будет довольно трудно, а дружки и вовсе в такое совпадение не
поверят, в этом случае Монаху не позавидуешь. Если Орлов не напутал, покойный
Серега — любимец одного очень серьезного человека в нашем городе, надо
полагать, его кончину тот примет близко к сердцу и у Монаха начнутся
неприятности. Сашка может сказать, что был у дружка накануне и перстень
потерял, перебрав лишнего, но лично я усомнилась бы, расскажи он мне такое, а
его знакомые и вовсе люди недоверчивые. В общем, как ни крути, а перстень —
серьезная улика, и эта улика — у меня на ладони. Только вот как ее
использовать?
Я спрятала находку в сумочку и стала думать, что делать
дальше. Первое, что пришло в голову, бежать отсюда без оглядки. А вдруг парням
в «Альфа-Ромео» это покажется подозрительным? Нет, лучше еще немного посидеть.
А если они меня уже заметили? Тогда мое непонятное сидение в машине вызовет еще
большее подозрение. Вот черт, лучше вовсе не думать об этом… Тут подъездная
дверь распахнулась, и я увидела милиционеров, сейчас между ними шел парень лет
двадцати пяти с длинными всклокоченными волосами, он громко матерился, а сзади
брела женщина и монотонно повторяла:
— Юра, что ты наделал?
Что натворил Юра, я так и не узнала. Его загрузили в машину,
и она через полминуты скрылась за углом, а женщина смотрела ей вслед и вытирала
лицо цветастым фартуком.
Как только машина уехала, ребята бросились к подъезду, а я,
дождавшись, когда они исчезнут, рванула с места, точно сумасшедшая. Дома
спрятала перстень в тайник и задумалась. С такой уликой в кармане прямо-таки
руки чешутся, а вот интересных идей нет.
Я прошлась по комнате, выпила подряд две чашки кофе, и идея
наконец появилась. Не идея даже, а так, мысль. Но это лучше, чем ничего.
Я извлекла на свет Божий записи, которые делала во время
разговора с Орловым, и внимательно их прочитала. Вот если бы я подружилась с
Владимиром Ивановичем Петровым, по кличке Папа, могло бы выйти кое-что
интересное. Вопрос, как до него добраться? Из рассказа Орлова следовало, что
живет он уединенно, в большом загородном доме, район, между прочим, очень
неплохой, люди там селились в основном далеко не бедные. Как-то раз я проезжала
в тех краях на машине, и окружающее произвело на меня немалое впечатление. Не
дома — дворцы. Один особенно запомнился: огромный, в три этажа, с двумя
круглыми башнями из красного кирпича, черепичной крышей и стрельчатыми окнами.
Надеюсь, это все-таки не Папин особняк, человек с такой фантазией внушал бы мне
беспокойство. Ладно, оставим пока Папину фантазию и займемся его биографией.
Она у него примечательная. Так… про жену ничего нет, но предполагается, что
когда-то она была. Поскольку Папа имел дочь, появиться на свет сама по себе она
не могла… Стоп… Дочь умерла в возрасте четырнадцати лет от белокровия. Надо же…
Девчушка долго болела, Папа в очередной раз освободился из тюрьмы, чтобы через
месяц ее похоронить. Сейчас ей было бы примерно столько же лет, сколько и мне.
Отец ее очень любил. Отлично. Хорошо бы раздобыть портрет девочки или разжиться
словесным описанием.
Я потянулась к телефону. Услышав мой голос, Орлов ничем не
проявил свою радость.
— Евгений Петрович, — начала я. — Помнится,
ты рассказывал, что у некоего Папы была дочь, а нельзя ли увидеть ее
фотографию?
— Можно, на кладбище, — серьезно ответил
он. — Там бюст на могиле и еще портрет под стеклом. Интересуешься?
— Очень. А как она выглядела? Брюнетка, блондинка?
— Понятия не имею. Знаю, что Папа часто навещает ее
могилу, про бюст знаю, а вот остальное…
— Как же я отыщу ее могилу, кладбище большое…
— Отыщешь. По центральной аллее до первого поворота и
налево, там где-то совсем рядом… Слушай, а зачем тебе?
— Хочу подружиться с Папой, — ответила я.
— Серьезно? — Орлов вроде бы не поверил.
— Конечно. Евгений Петрович, а нельзя ли меня
как-нибудь пристроить к нему поближе? Например, поселить в один из домов по
соседству?
— Ты в своем уме? — обиделся он. — Что там за
дома, ты знаешь? Могу попытаться пристроить тебя прислугой. Говорят, платят
прилично.
— А это неплохая идея, — подумав, ответила я.
— Ты точно спятила…
— Слушай, а где его жена?
— Они развелись еще при жизни дочери. У нее вроде бы
другая семья, не помню… могу узнать, если тебе это надо.
— Надо, — вздохнула я. — Еще как надо. Все,
что касается Папы…
— Я бы на твоем месте не стал лезть на рожон, —
заметил Орлов ворчливо. На меня ему, конечно, наплевать, но карьерой он
дорожил.
Мы простились, и я опять задумалась. Завтра утром съезжу на
кладбище, а пока не мешает позвонить покойному Сереже. Трубку сняли почти
сразу, и мужской голос произнес:
— Да.
— Сережа? — пропела я.
— Кто это? — спросили в ответ, а я повесила
трубку. Вряд ли его ребята до сих пор там рыщут, да и болтать по телефону им
вроде бы ни к чему, значит, пожаловали господа из милиции. Может, стоит
намекнуть им, кто убийца? К Монаху у них большие претензии. Нет. Слишком это
просто, и для меня нет ничего интересного. Жизнь и так скучна и однообразна, я
просто обязана время от времени делать себе подарки.
Пока я ломала голову, как украсить жизнь, позвонил Орлов,
начал без предисловий:
