Коул раскатисто захохотал. В буйном порыве освобождения и
триумфа он подхватил Диану на руки и перекинул ее через плечо.
— Поставь меня на место! — со смехом потребовала она.
— Ни за что, пока не дашь обещание.
— Какое? — извиваясь и хохоча, спросила она.
— Что ты никогда и ничем не станешь швырять в меня.
— Я не даю невыполнимых обещаний! — сообщила Диана.
Похлопывая ее по мягкому месту, Коул зашагал по дороге.
Немного погодя он принялся насвистывать. Диана смеялась. Эти
звуки эхо донесло до хибары, бывшей когда-то домом Коула. Единственный осколок,
удержавшийся в оконной раме, вывалился на грязный пол комнаты.
* * *
Беспечное веселье днем и ночи, исполненные страсти, стали их
обычным времяпрепровождением на ранчо Кэла.
Когда пришло время уезжать, Кэл проводил Коула с Дианой в
аэропорт и долго махал вслед самолету. На сердце у него было тяжело, но само
сердце уже не слабело с каждой минутой. Оно стало сильным, почти молодым.
Диана не пыталась храбриться, когда Коул отвез ее домой,
перед тем как направиться в Вашингтон.
— Я уже скучаю по тебе, — призналась она. — Похоже, жить в
разных городах не так уж просто. Коул приподнял ее подбородок.
— С этим мы покончим через пару дней, как только я улажу
дела в Вашингтоне. Время пролетит так, что ты и не заметишь.
Диана нахмурилась:
— Как ты можешь говорить такое?
— Я пытаюсь убедить нас обоих.
— Это не поможет. Коул прижал ее к себе.
— Знаю.
— Не забывай звонить мне.
Он улыбнулся и обнял Диану еще крепче.
— Разве я могу забыть о тебе, дорогая?
Глава 51
Сэм Байере сидел в машине с работающим двигателем и
дворниками, мотающимися туда-сюда по ветровому стеклу, когда «Гольфстрим»
прорезал густые тучи и коснулся взлетной полосы в международном аэропорту
Далласа. Сенатор молча наблюдал, как самолет притормозил у перекрестка полос,
ожидая инструкций из диспетчерской башни, и наконец повернул на девяносто
градусов и подкатил прямо к машине. Когда пилоты вышли, Сэм приподнял воротник
плаща и заспешил к самолету, прыгая через лужи.
— Чертовски досадно, что нам приходится встречаться вот так,
— задыхаясь, объявил грузный шестидесятилетний сенатор, преодолев последнюю
ступеньку и падая на диван, — но я хотел передать тебе бумаги лично. — Сунув
руку за пазуху, он извлек большой коричневый конверт.
Коул взял его и протянул Сэму бокал с водкой, льдом и
лимонным соком, зная, какой коктейль его гость предпочитает всем прочим.
Сенатор сидел, разглядывая роскошный салон с бледно-серой
кожаной мебелью и бронзовой отделкой светильников и столов.
— А ты не лишен вкуса и чувства стиля, Коул, — заметил он. —
К сожалению, — добавил сенатор, когда Коул опустился на диван напротив, — ты
нажил себе влиятельного врага.
— Кто он такой? — хмыкнул Коул. Сэм поднял бокал, пародируя
тост.
— Молодой сенатор из штата Техас, Дуглас Хэйуорд. Он лично
заинтересован в том, чтобы отстранить тебя от дел и привлечь к суду. — И
беззлобно добавил:
— Мальчишка всерьез метит в президенты. Вероятно, это у него
получится. Он обладает внешностью и обаянием молодого Джека Кеннеди. —
Запоздало заметив, что его собеседник не на шутку потрясен, сенатор спросил:
— Чем же ты насолил ему? Или он жаждет отомстить тебе из
принципа?
Единственное объяснение, которое пришло в голову Коулу, было
связано с Джессикой Хэйуорд и давно минувшей ночью, когда ее муж, Чарльз,
неожиданно вернулся домой из поездки; однако ему казалось безумием, чтобы
младший Хэйуорд затеял такие хлопоты спустя более чем десятилетие, стремясь
отомстить за несуществующую честь матери.
— Причина, которую я могу придумать, чертовски
неубедительна, — коротко заметил Коул.
— Это его вряд ли остановит, — сухо возразил Сэм. — Каждому
кандидату в президенты нужен свой дракон, которого он сумел бы победить ради
общественного благи. Сей подвиг обеспечивает рекламу, а реклама — то, что нужно
для выборов. У Рейгана был аятолла, у Кеннеди — Хоффа. Понимаешь, к чему я
клоню?
— Понимаю, но сравнения мне не нравятся, — ледяным тоном
ответил Коул.
— Не заводись, — с усмешкой попросил Сэм. — Я всего лишь
хотел сказать, что когда политикам с большими амбициями не удается найти
законного врага, они частенько выдумывают его. Отчего-то сенатор Хэйуорд
удостоил такой чести тебя.
Он глотнул коктейля, а потом продолжал:
— За сенатором Хэйуордом стоит совет директоров компании
Кушманов, поддерживает его в этом требовании «справедливости». У них в команде
прибавилось союзников-политиков. Все они убедили верхушку Нью-Йоркской фондовой
биржи, КЦБ и лично себя: ты распустил ложные слухи о том, что микропроцессор
оказался ненадежным, чтобы акции упали в цене и ты мог купить компанию за
половину стоимости. Об этом тебе уже известно, но это еще не все: сторонники
Кушманов собираются возбудить продуманный до мелочей судебный процесс. Вдобавок
к нескольким сотням миллионов долларов за ущерб Кушманы хотят, чтобы суд
передал им право на всю прибыль, которую «Объединенные предприятия» получат
благодаря продажам процессора. Более того, они претендуют на всю будущую прибыль
от каких-либо других устройств, разработок, формул этой компании, которыми ты
будешь пользоваться. Мой осведомитель сообщил, что Кушманы собираются особенно
рьяно настаивать на последнем условии.
Он сделал еще один глоток и вгляделся в непроницаемое лицо
Коула, а затем пожал плечами:
— Признаться, происходящее кажется мне несколько странным,
но я всего-навсего деревенский парень. Хотя… даже такому простаку, как я,
понятно: если тебя признают виновным по одному из обвинений в федеральном суде,
то план Кушманов сработает как нельзя лучше на выездной сессии.
— Что в конверте? — спросил Коул, одновременно обдумывая
ответные меры.
— Ничего, что поможет тебе обезвредить их, но благодаря этим
бумагам ты поймешь, в каком положении очутился. Уильям Гоннелли,
административный судья КЦБ, который будет вести твое дело, уже настолько уверен
в твоей виновности, что охотно подскажет федеральному прокурору, как лучше
очернить тебя перед присяжными и добиться обвинительного заключения, а может,
предложит сразу же подписать постановление на твой арест. Вот копия повестки
КЦБ. Твой адвокат получит ее послезавтра. Естественно, слухи просочатся и
появятся в прессе. Боюсь, начиная с завтрашнего дня журналисты будут
подстерегать тебя повсюду.
