— Прекрати, Диана, — со смехом приказал он, — мне не легче,
но я не хочу мучиться тошнотой в первое утро после свадьбы.
— Извини. — Она взяла тост и оглядела его таким
встревоженным взглядом, что Коул испытал угрызения совести. Похоже, он слишком
легкомысленно отнесся к ее жалобам и попытался избежать очередных вопросов.
— Что случилось? — мягко спросил он.
— Скажи правду, когда я звонила всем этим людям, как я с
ними разговаривала? Возбужденно, заплетающимся языком?
— Судя по голосу, ты была счастлива и, возможно, немного
выпила, — тактично объяснил Коул, — но я сомневаюсь, что этому придадут большое
значение. Невесты часто злоупотребляют шампанским в день своей свадьбы.
— Злоупотребляют? — со стыдом переспросила Диана. — Я была
омерзительно пьяной…
— Вовсе не омерзительно, — возразил Коул с едва заметной
улыбкой.
Немного успокоившись, но не желая сдаваться, Диана добавила:
— Я не понимала, что делаю…
— Не совсем, — галантно запротестовал он.
— Я выпила столько, что вполне могла вывалиться из самолета!
— Она робко откусила тост, затем сжевала кусочек побольше и отложила ломтик.
— Нет, — поспешно заверил Коул, — ты заснула после долгого и
утомительного вечера.
— Удивительно, как это меня не вырвало! — Диана невольно
сделала паузу, ожидая, что Коул будет отрицать и это предположение.
Но он выразительно смотрел на нее, приподняв бровь.
— О, не может быть! — выдохнула она и закрыла лицо руками.
— Потом тебе стало легче, — спокойно сказал он. Она уронила
руки и глубоко вздохнула:
— Больше я ничего не натворила?
— Ты забавно шутила со мной. — Он подложил себе яичницы.
— Всю ночь меня преследовали странные видения, такие яркие и
живые, что больше походили на галлюцинации, но я не уверена, происходило ли это
на самом деле или же мне снился сон. Может, я забыла что-нибудь важное? — Она
снова взяла тост и в упор взглянула на Коула.
«Очень важное», — подумал Коул, припоминая, как Диана
устроилась у него на коленях вскоре после вылета в Хьюстон. Пока самолет
набирал высоту, она со смехом читала детские стихи с глупенькими, нелепыми
концовками, придающими им веселый тон.
Диана прильнула к нему в поцелуе, а затем сунула ладонь ему
под смокинг и обхватила другой рукой его за шею — сначала робко, а затем
требовательно, прижимая к себе. Коул следил, чтобы дело не зашло слишком
далеко, а его прелестная жена наслаждалась игривой, не вполне трезвой и на
редкость эффективной тактикой, предназначенной для того, чтобы выяснить,
насколько он способен держать себя в руках.
На высоте тридцати двух тысяч футов он наконец не выдержал и
рухнул на диван, увлекая ее за собой. Этим утром он отчаянно старался забыть
то, что Диана не могла вспомнить. Но с другой стороны, ее забывчивость была
только к лучшему, поскольку случившееся никогда не повторится.
— Ничего достойного внимания, — ответил Коул на ее вопрос.
— Нет, я помню, как делала что-то еще. Кажется, я
разглядывала казино из окна машины и думала, как ярко блестят огни и как вокруг
шумно и весело. — Она снова откусила тост и на сей раз сочла его вкус более
приемлемым.
Она увидела, как мрачное выражение на лице Коула сменилось
плохо скрытой насмешкой, и в тревоге положила руки на стол, подавшись вперед.
— Я натворила еще что-то, пока мы были там, да? — настойчиво
спросила она. Ее воспаленное воображение услужливо нарисовало фигуру
подвыпившей женщины в лиловом платье, карабкающейся на сцену, а затем пляшущей
вместе с танцовщицами. О Господи, а может, со стриптизерками? — Что бы я ни
сделала, это выглядело ужасно., да? — слабо добавила она.
— Ну, это как посмотреть. Может, ты противница азартных игр
по нравственным или религиозным соображениям?
— Нет.
— Тогда в твоем поступке не было ничего ужасного. Диана
всплеснула руками и возвела глаза к небу.
— Я играла! — воскликнула она. Коул наблюдал, как она
переключается с торжественности на панику, переходит от облегчения к иронии, и
что он всецело наслаждается ее обществом. Так бывало всегда. Криво улыбнувшись,
она взяла вилку и занялась яичницей.
— И как у меня получалось?
— Неплохо.
— Я проиграла, — заключила Диана с подавленным смешком:
открытие не лишило ее ни веселья, ни аппетита. Когда Коул кивнул, она
потянулась за стаканом с апельсиновым соком и сделала глоток. — Сколько?
— В рулетку? Или в баккара? А может, у автоматов? Диана в
замешательстве отставила стакан.
— Так я проиграла и в то, и в другое, и в третье?
— Да, но я остановил тебя прежде, чем ты перешла на покер с
крупными ставками, — добавил он, поднося ко рту чашку кофе.
— Сколько же мы пробыли в казино?
— Недолго — всего полчаса.
— Ну, тогда я не могла проиграть слишком много, — сделала
вывод Диана, но что-то в его уклончивом взгляде заставило ее насторожиться. — И
все-таки сколько?
— Около трех тысяч долларов.
Она содрогнулась, но тут же овладела собой и кивнула,
деловито пообещав:
— Я выпишу тебе чек.
— Это ни к чему.
— Я настаиваю! Леди подобает самой оплачивать свой проигрыш,
— процитировала она с такой насмешливой уверенностью, словно заучила эту фразу
в школе.
«Она не просто умна, прекрасна и остроумна, но и чертовски
настойчива», — решил Коул.
— А в медовый месяц всегда платит джентльмен, — не менее
уверенно возразил он.
К сожалению, назвав тридцатиминутное пребывание в казино
«медовым месяцем», он будто издевался над собой и над внезапным, прозаическим
бракосочетанием, предшествовавшим этому «медовому месяцу». Коул заметил это
сразу же, едва слова слетели у него с губ, и Диана тоже уловила иронию. Ее
улыбка погасла, однако Коул почувствовал, что она не рассердилась и не
оскорбилась. Она просто… вернулась к реальности.
— Напрасно ты разрешил мне звонить из самолета, — упрекнула
она.
— Я не остановил тебя потому, что это пойдет на пользу не
только тебе, но и твоей компании — люди должны как можно быстрее узнать, что ты
вышла за меня замуж.
