Особенно острой была ее неприязнь к Диане: однажды вечером
несколько лет назад, когда Питер еще был холостяком и перебрал во время
свадебного торжества, на котором играл роль шафера, а Диана — подружки невесты,
Питер встал и сделал предложение Диане. Она попыталась обратить происходящее в
шутку, гости поддержали ее в этом — все, кроме самого Питера и Хейли, которая
уже много лет была влюблена в него.
Вскоре после этого Питер женился на Хейли, однако она так и
не забыла, что Питер выбрал ее второй, а Питер не забыл, что Диана его
отвергла. Хейли относилась к Диане с ревнивым презрением, с годами
становившимся все сильнее. Ходили слухи, что брак Хейли терпит крах. Диана не
сомневалась: если Хейли вообразила, что между Коулом и ее соперницей существуют
хоть какие-нибудь отношения, она развернет кампанию ненависти прямо за столом,
на глазах у Коула.
Такая перспектива делала предстоящий вечер еще более тревожным,
и Диана не могла избавиться от волнения. Взглянув на Дуга и Эми, она спросила,
каковы их планы на ближайшие дни, затем выпила еще вина и заставила себя
сосредоточиться на ответе друзей.
Она так старательно следила за беседой, что не заметила, как
Спенс хмуро наблюдает за Коулом. Однако Кори перехватила мрачный взгляд мужа и,
пока со стола убирали посуду, склонилась к нему.
— Что случилось? — шепотом спросила она. Спенс дождался,
когда официант наполнит его чашку, а затем кивнул на стол в первом ряду:
— Сегодня Гаррисон то и дело поглядывает на Диану, и это мне
не нравится.
Кори удивилась. Она считала, что в нынешнем положении Дианы
немного внимания со стороны видного мужчины только поддержит ее гордость и
чувство собственного достоинства.
— С чего бы это?
— Я терпеть не могу Гаррисона.
— За что? — поразилась Кори, Спенс молчал подозрительно
долго, а затем пожал плечами:
— Помимо всего прочего, он слывет нечестным и коварным
человеком. Сейчас Диана чересчур уязвима и не сможет защититься.
— Спенс, Коул — ее давний друг, а ты слишком усиленно
опекаешь ее!
Накрыв ладонью руки жены, Спенс ободряюще сжал их:
— Ты права.
Кори продолжила бы разговор, но этому помешал аукционист,
появившийся на помосте. Он стукнул по столу молотком, и все присутствующие в
огромном зале замерли.
— Леди и джентльмены! — начал аукционист. — У вас осталось
еще полчаса, чтобы сделать письменные заявки на предметы, выставленные на торги
в этом зале. Наступает минута, которую мы все так долго ждали. Без дальнейшего
промедления я приглашаю вас распахнуть сердца и чековые книжки и не забывать,
что каждый доллар, вырученный на этом аукционе, будет использован на
исследование рака и поиск средств для его лечения. А теперь, обратившись к
каталогам на столах, вы найдете полный перечень предметов вместе с описанием
каждого из них.
Послышался громкий шорох страниц — гости принялись листать
каталоги.
— Мне известно, что многим из вас не терпится добраться до
описания скульптуры Клайнмана, — продолжал аукционист и шутливо добавил:
— В попытке скрасить ваше ожидание и избавить вас от лишних
волнений мы поместили ее в самом начале списка, под номером десять.
По залу пронеслись смешки, и аукционист дождался полной
тишины.
— Итак, лот номер один, — объявил он. — Небольшой
карандашный рисунок Пабло Пикассо. Кто готов открыть торг? Стартовая цена сорок
тысяч долларов. — Мгновение спустя он удовлетворенно кивнул. — Мистер Сертилло
предложил сорок тысяч долларов. Кто больше?
Через несколько минут рисунок был продан за шестьдесят шесть
тысяч, а на торги выставили следующий предмет.
— Лот номер два — великолепная лампа от Тиффани, дата
изготовления — приблизительно 1904 год. Кто готов — стартовая цена пятьдесят
тысяч долларов?..
Глава 23
От чести сидеть за первым столом Коул отказался бы с
радостью. Официальным хозяином вечера был высокий добродушный седовласый
мужчина по имени Франклин Митчелл, вице-председатель семейной нефтяной
компании, самодовольный и поверхностный тип, источник тайного раздражения
Коула. Рядом с Митчеллом сидели его жена, сын и невестка, а также молодая чета Дженкинсов
— по-видимому, близкие друзья Митчелла-младшего. Все шестеро держались именно с
тем чванливым высокомерием, которого терпеть не мог Коул.
Кроме них, за столом сидели дородный холостяк лет сорока
Делберт Кэнфилд, его древняя родительница, которую он почтительно величал
«мамой», и Коннер с Мисси Десмонд. Десмонды казались привлекательной парой
средних лет, которая предпринимала героические усилия, чтобы найти хоть
какую-то тему для беседы с Коулом. К несчастью, личные интересы супругов,
по-видимому, исчерпывались исключительно гольфом, теннисом и друзьями.
Поскольку Коул либо не интересовался, либо почти не имел представления обо всех
трех предметах, разговор не клеился и в конце концов прекратился.
Вместо того чтобы тратить вечер на выслушивание сплетен и
праздную болтовню, Коул решил как можно разумнее распорядиться своим временем.
Сначала он размышлял о болезни Кэла и его возмутительном требовании, затем
бросил взгляд на Диану, убеждаясь, что она выдерживает испытание, а немного
погодя вновь вернулся к проблемам, которые ему предстояло разрешить.
Когда подали первое, он мысленно составил повестку
ежегодного собрания совета директоров и решил огласить размеры дивидендов
заранее, до собрания, чтобы заручиться поддержкой акционеров.
За десертом, пока Митчелл хвастался, какую стратегию выбрал,
чтобы добиться избрания на пост президента гольф-клуба «Ривер-Пайнс», Коул
выстраивал стратегию выведения «Кушман электроникс» в лидеры среди предприятий,
выпускающих компьютерные чипы.
Аукцион продолжался, а Коул тем временем разрабатывал
способы альтернативного использования вновь приобретенного филиала — на случай,
если новый чип не оправдает ожиданий. Лишь случайно он заметил, что Франклин
Митчелл обращается к нему. Не сумев вовлечь Коула в разговор на темы,
варьирующие от родословной Гаррисона до шансов «Хьюстонских нефтяников» на
завоевание суперкубка в следующем году, Митчелл, очевидно, выбрал в качестве
очередного предмета беседы охоту.
— Вы когда-нибудь выезжали пострелять, Коул?
— Да, — нехотя отозвался Коул, бросив взгляд на Диану.
Почему-то сейчас она держалась напряженнее и скованнее, чем час назад.
— Я был бы не прочь пригласить вас к себе на ранчо,
поохотиться на оленей. Это — прелестное местечко площадью пятьдесят тысяч акров.