— Кто это такой, Диана?
Стараясь избежать беседы, которую могли бы подслушать
посторонние, Диана торопливо отозвалась:
— Это Коул Гаррисон, бабушка, — тот самый, который
пожертвовал для аукциона скульптуру Клайнмана. Помнишь, ты недавно восхищалась
ею.
Это замечание ошеломило Розу Бриттон, более того, в
преклонные годы у нее развилась опасная привычка бороться за истину независимо
от последствий.
— Я ею не восхищалась, — возразила она негодующим шепотом, к
которому прислушались еще двое за соседним столиком. — Я сказала, — уточнила
бабушка, — что эта скульптура чудовищна!
Она оглядела остальных, с невинным видом предлагая обсудить
достоинства скульптуры или недостаток таковых, но соседи в качестве
отвлекающего маневра избрали разговор ни о чем.
— Да, да, — подтвердила бабушка, едва Диана взглянула на
нее. — Она чем-то напоминает пылесос!
Диане хотелось напомнить ей, что этот Гаррисон — тот самый
Коул, который работал у Хэйуордов, когда Диана была еще подростком, однако она
не стала вдаваться в подробности из опасения, что престарелая дама ударится в
воспоминания о том, как она посылала Коулу еду, а кто-нибудь подслушает…
Сегодня вечером Коул галантно пришел Диане на помощь, и она решила в ответ
позаботиться о защите его гордости и частной жизни.
Глава 22
К несказанному облегчению Дианы, суматоха, вызванная их
опозданием и совместным прибытием, вскоре улеглась. Официанты принялись
разносить первые блюда ужина, стоимость которого — тысяча долларов — была
включена в цену билета на бал, и все события прошедшего часа постепенно стали
забываться.
Диане с трудом верилось, что властный, утонченный мужчина в
элегантном черном смокинге, который материализовался перед ней из теней на
балконе, — тот самый юноша, который беседовал с ней, одновременно ухаживая за
лошадьми Хэйуордов… поддразнивал ее, пока они играли в карты… радостно
набрасывался на привезенную Дианой еду.
Она машинально потянулась за хрустящим рогаликом, и вдруг
рука ее застыла в воздухе. «Прежде Коула всегда мучил голод», — с умилением
вспомнила Диана, и улыбка тронула ее губы — судя по мускулистому телу
повзрослевшего Коула, несомненно, в юности он часто голодал потому, что
продолжал расти и крепнуть.
Вежливый, но настойчивый голос над ухом что-то произнес, а
затем откуда-то сверху спустились две бутылки превосходного вина.
— Какое вино предпочитаете, мисс, — белое или красное?
— Да, — рассеянно отозвалась она.
Официант в замешательстве подождал более точного ответа,
беспомощно взглянул на Диану, а затем на Спенса, сидящего слева. Тот пришел ему
на помощь.
— Вероятно, и то и другое, — предположил Спенс.
Следующий официант поставил перед женщиной тарелку супа с
креветками; оживленные возгласы и взрывы смеха слышались со всех сторон,
смешиваясь с нежным позвякиванием приборов о китайский фарфор, но Диана ничего
не замечала. Коул разительно переменился, решила она, рассеянно намазывая
рогалик маслом, а затем отложила его на тарелку, ни разу не откусив, и
потянулась за бокалом вина. Она взяла первый попавший под руку — в нем было
выдержанное, прохладное шардонне с изысканным букетом, «Годы не смягчили Коула,
— с легкой грустью подумала она, — совсем напротив». В юности он излучал
упорство и силу, но казался покладистым, иногда даже добрым. А теперь у него в
голосе слышались циничные нотки, а глаза стали ледяными — все это Диана
подметила, входя с ним в бальный зал. Он закалился и огрубел в непрестанной
борьбе. Однако не утратил доброты, напомнила себе Диана. И этот случай с
фотографом на балконе тому доказательство…
Дрожащей рукой Диана снова потянулась за бокалом и торопливо
отпила еще глоток. Напрасно она отважилась на такое! Какой глупый, совершенно
несвойственный ей порыв! А сам поцелуй! Нежный вначале… позволяющий привыкнуть
к неожиданному прикосновению ног, груди и губ незнакомца, потом настойчивый… и
требовательный. Он приподнял голову, завершив поцелуй, взглянул ей в глаза… и
снова поцеловал — почти нехотя, а затем… словно утоляя жажду.
Диана зарделась от смущения и допила вино, стараясь
успокоиться. Ей не следовало бы доводить дело до второго поцелуя. Женщине
положено кокетливо ускользать, а не бросаться в объятия первого попавшегося
мужчины, который проявил к ней сочувствие.
А может, именно так они и делают?
Размышляя, Диана постепенно убеждалась в правильности своего
предположения.
Но чем больше она задумывалась, тем лучше понимала, что
излишне бурно реагирует на происходящее и придает слишком большое значение
простому дружескому поцелую, рассчитанному исключительно на репортера-шпиона.
Коул, вероятно, давно уже забыл о пустяковом случае. Насколько было ей
известно, Гаррисон прибыл на бал в сопровождении женщины, сейчас сидящей рядом
с ним. Так или иначе, он не испытывал недостатка внимания со стороны соседей по
столу и, видимо, развлекался от души.
Она попыталась взять себя в руки, но увы… Стол Коула
находился через два ряда от Дианы, и, слегка повертев головой влево или вправо,
она могла разглядеть большинство собеседников Коула. Небрежным жестом она
поднесла бокал к губам и взглянула вправо. За этим столом размещалось больше
народу, чем за остальными, и при виде двоих из гостей сердце Дианы на миг ушло
в пятки.
Франклин Митчелл был главным распорядителем бала в этом году
и потому вместе с женой сидел в первом ряду — но рядом с ним расположился его
сын Питер со своей женой Хейли, урожденной Винсенс. Еще одной супружеской парой
оказались друзья Питера и Хейли. Пожилая женщина с седыми, отливающими в
голубизну волосами, сидящая спиной к Диане, несомненно, была миссис Кэнфилд,
предки которой когда-то впервые устроили бал Белой Орхидеи. Рядом с ней
восседал лысеющий мужчина — ее сын, Делберт, холостяк средних лет.
Какая-то реплика Франклина Митчелла вызвала громкий взрыв
хохота у окружающих, и Диана перевела взгляд влево. Здесь она заметила Коннера
и Мисси Десмонд — они тоже смеялись, как и все остальные, за исключением
одного-единственного мужчины — пристальный взгляд Дианы натолкнулся на
пронзительно-серые глаза, которые следили за ней, ничуть не смущаясь. Явно не
интересуясь ни едой, ни соседями по столу, Коул откинулся на спинку стула и
открыто разглядывал ее, сохраняя на лице странное выражение.
Диана не смогла растолковать значение его взгляда, но
вежливо улыбнулась.
Он ответил медленным кивком и улыбкой, столь же теплой,
сколь и дерзкой, но больше всего Диану тревожили его глаза — казалось, он ведет
какие-то расчеты.
Она торопливо потупилась и присоединилась к беседе за своим
столом, но продолжала размышлять о Хейли Митчелл и о том, что та могла сказать
Коулу, увидев его входящим в зал под руку с Дианой. Хейли слыла отъявленной
сплетницей, она придумывала самые нелепые слухи или собирала их, а затем
оборачивала против своих многочисленных врагов-женщин.
