Тед наконец выпустил Кэтрин из своих объятий и стал
неторопливо приближаться к молодому человеку. На лице его застыла
неестественная улыбка.
— Так как, ты сказал, тебя зовут? — поинтересовался Брендон,
когда Тед подошел почти вплотную.
— Полицейский Мэтисон, — гаркнул Тед, вырывая пистолет и
защелкивая наручники на запястьях незадачливого стрелка. — А тебя?
— Брендон Барристер III, — послышался разъяренный ответ. —
Мой отец — сенатор Барристер. — В этом месте голос высокопоставленного чада
сорвался на фальцет. — Слышишь, Мэтисон, я предлагаю тебе небольшую сделку. Ты
снимаешь с меня эти наручники, а я не рассказываю отцу, как ты сегодня с нами
обошелся. Давай забудем это недоразумение раз и навсегда.
— А я тебе предлагаю другую сделку, — невозмутимо ответил
Тед, разворачивая Брендона на 180 градусов и подталкивая к дому. — Ты мне
говоришь, где прячешь травку, а я даю тебе прекрасную возможность провести
спокойный вечерок в местной тюрьме и обещаю не возбуждать дела ни по одной из
десятка статей, под которые ты подпадаешь. И учти, что каждая из них может
очень сильно огорчить твоего папу-сенатора.
— Брендон, — начала умолять его одна из девушек, видя, что
он продолжает артачиться, — он не шутит. Он говорит всерьез. Послушай его.
Слегка успокоившись, Тед приказал:
— Это касается и всех остальных. Сходите в дом и принесите в
гостиную всю травку и прочую дрянь, которая имеется. — Повернувшись к Кэтрин,
которая продолжала рассматривать его со странной полуулыбкой, Тед добавил:
— Вас это тоже касается, мисс Кахилл.
Улыбка Кэтрин потеплела, хотя голос звучал немного
застенчиво:
— Мне гораздо больше нравится Кэйти.
Лунный свет заливал это юное, непостижимое существо. Тед
сопротивлялся как мог, убеждая себя, что она слишком молода, богата и
избалованна для него. Однако бороться с обуревавшими его чувствами становилось
все труднее.
Кэтрин Кахилл стала добиваться своей цели с непреклонной
решимостью, унаследованной, очевидно, от предков-первопроходцев. Не обращая ни
малейшего внимания на его показную холодность, она упорно преследовала его
повсюду. Она «случайно» оказывалась у дверей полицейского управления, когда он
направлялся домой; она приглашала его в гости; она приходила к нему на работу,
чтобы посоветоваться, какую машину лучше купить; а собираясь на обед, он
встречал Кэтрин за соседним столиком. Наконец, после трех недель этих бесплодных
усилий, она отважилась на последний, кардинальный шаг. Удостоверившись, что Тед
на дежурстве, она позвонила в участок около десяти вечера и заявила об
ограблении.
Когда Тед приехал по вызову, Кэтрин, одетая в соблазнительно
облегающее белое платье, встречала его в дверях с тарелкой чего-то непонятного
в одной руке и смешанным для него коктейлем в другой. Тед понял, что ограбление
было не чем иным, как детской хитростью, чтобы заманить его сюда, и его
натянутые нервы не выдержали. Не улучшило настроения и то, что он не мог
воспользоваться тем, что она ему предлагала, как бы сильно он этого ни хотел.
— Какого черта тебе нужно от меня, Кэтрин? — резко и грубо
спросил он.
— Я хочу, чтобы ты зашел в дом, присел и попробовал тот
замечательный ужин, который я приготовила для тебя. — С этими словами Кэтрин
знаком пригласила его в комнату, посередине которой стоял накрытый стол.
Хрусталь и серебро сверкали и искрились в неровном пламени свечей.
К своему великому ужасу, Тед почувствовал, что ему действительно
очень хочется остаться. Ему хотелось сидеть напротив Кэтрин за этим столом,
видеть ее лицо, пить вино, охлажденное в серебряном ведерке; хотелось есть
очень медленно, наслаждаясь каждым кусочком, и знать, что на десерт у него
будет Кэтрин Кахилл. Ему так нестерпимо хотелось заключить ее в объятия, что
мысль о невозможности этого была невыносимо мучительна. Тед заговорил с
нарочитой, подчеркнутой грубостью, сознательно ударяя по самому больному месту
Кэтрин — ее юности:
— Прекрати вести себя как капризный, испорченный ребенок! —
резко сказал он, стараясь не обращать внимания на какое-то странное, щемящее
чувство, появившееся в груди, когда она резко отшатнулась назад, как будто ее
ударили. — Я не знаю, чего ты от меня хочешь и чего надеешься этим добиться, но
одно мне известно совершенно точно — ты напрасно тратишь свое и мое время.
Его грубая отповедь явно смутила Кэтрин, но она не отвела
взгляда. Тед невольно восхищался ее самообладанием и достоинством, с которым
она отреагировала на его беспощадно резкие слова.
— Я влюбилась в тебя в первый же вечер, когда ты приехал по
моему вызову, — невозмутимо сообщила она.
— Брехня! Люди не влюбляются за несколько минут!
Шокированная нарочитой вульгарностью его выражений, Кэтрин все-таки сумела
сохранить улыбку и настойчиво продолжала:
— И когда ты поцеловал меня, ты тоже что-то почувствовал…
Что-то очень сильное, необычное и…
— То, что я почувствовал, называется одним простым словом —
похоть, — перебил ее Тед. — А поэтому выкинь из головы свои девические фантазии
и прекрати преследовать меня. Надеюсь, я достаточно ясно выразился? Или мне
уточнить?
— Нет, — прошептала Кэтрин, покачав головой. Судя по всему,
она решила отступить. — Не нужно уточнять. Все и так ясно.
Тед кивнул ей на прощание и собрался уходить, но она
остановила его:
— Судя по тому, что ты сказал, я так понимаю, что это наша
последняя встреча?
— Да, последняя, — коротко подтвердил Тед.
— Поцелуй меня на прощание, и тогда я поверю, что ты говорил
правду. Обещаю, что больше не буду докучать тебе.
— Господи, это еще зачем? — раздраженно воскликнул Тед, но
уступил ее требованиям. Или, точнее, своему собственному желанию. Притянув
Кэтрин к себе, он нарочито грубо поцеловал ее в нежные губы, чувствуя, что
причиняет боль. Но еще больнее было какой-то части его существа, которая
корчилась в бессильном протесте против того, что он сейчас делал. Только
окончательно оттолкнув Кэтрин, Тед наконец начал понимать, чего он лишался.
Поднеся руку к кровоточащим губам, она с горьким упреком
посмотрела на него и сказала:
— Лжец!
После этого дверь захлопнулась у него за спиной.
В течение следующих двух недель Тед постоянно ловил себя на
том, что повсюду высматривает Кэтрин. Он все время думал о ней — дома, в
патрульной машине, разбирая бумаги в своем кабинете. И после того как ему ни
разу не удалось увидеть ни ее саму, ни ее белую «корветту», он почувствовал
себя… обманутым. Опустошенным. Наконец он решил, что ей просто наскучил Китон и
она отправилась куда-нибудь, куда обычно в летнее время отправляются богатые
скучающие барышни. И только на третью неделю Тед понял, насколько одержим
мыслями о ней.
