Он мог говорить и делать все что угодно — остановить Джулию
Мэтисон было невозможно. Она твердо решила во что бы то ни стало добыть
необходимые ее ученицам пособия, а значит, она их добудет. И мистер Дункан не
сомневался, что поездка в Амарилло, для которой она просила двухдневный отпуск,
напрямую связана с поиском денег на их приобретение. Он точно знал, что богатый
дедушка одного из ее питомцев-инвалидов выделил довольно крупную сумму на
закупку оборудования для реализации ее предыдущей программы. И этот дедушка жил
не где-нибудь, а именно в Амарилло. Наверняка она собралась захватить врасплох
ничего не подозревающего человека и уговорить его материально поддержать ее
программу по ликвидации неграмотности среди взрослых женщин.
Эта ее способность беззастенчиво Попрошайничать особенно
претила чопорному директору. Он считал недостойным по любому поводу
выклянчивать деньги у богатых граждан города или их родственников. За те четыре
года, которые Джулия работала под его началом, у мистера Дункана не было ни
одного спокойного дня. Как бельмо на глазу, она постоянно напоминала о себе.
Поэтому директор остался абсолютно равнодушным к чарам прелестного существа,
представшего перед ним в спортивном зале. Некрашеная, с открытым лбом и
волосами, собранными на затылке в хвост, Джулия излучала здоровье и юношеский
задор, которые в свое время обманули Дункана, когда он принимал ее на работу.
Тогда он подумал, что перед ним обычная девушка — хорошенькая, уступчивая и
относительно недалекая. Эта ошибка дорого ему обошлась. Внешне Джулия
представляла собой вполне ангелоподобное создание — небольшого роста, очень
тонкая, длинноногая, с изящно очерченным носом, высокими скулами и пухлым
нежным ртом. Под красиво изогнутыми темными бровями, окруженные густыми
изогнутыми ресницами, сияли огромные, не правдоподобно синие глаза, казавшиеся
кроткими и невинными. Лишь с большим опозданием Дункан понял, что единственной
чертой обманчиво-нежного лица, отражавшей истинную суть этой невероятной
девушки, был жесткий, упрямый подбородок с небольшой, совсем неженственной
ямочкой.
Подавляя растущее нетерпение, директор ждал, пока его
недисциплинированная подчиненная загонит свою «команду»в раздевалку, даст
последние наставления по поводу предстоящей на следующей неделе игры и приведет
себя в порядок. Лишь после этого он снизошел до объяснения причин своего
неожиданного визита в спортзал.
— Звонил ваш брат Тед. Я поднял трубку, потому что больше
поблизости никого не было, — раздраженно начал Дункан. — Он просил передать
вам, что родители ждут вас к обеду в восемь часов и что Карл даст вам для
поездки свою машину. Он, кажется, упомянул, что вы отправляетесь в Амарилло.
— Да, я еду в Амарилло, — подтвердила Джулия с улыбкой,
которая способна была обезоружить любого. Но только не директора китонской
школы.
— У вас там друзья? — вежливо поинтересовался мистер Дункан,
и его вопросительно приподнятые брови сошлись на переносице.
Джулия ехала в Амарилло, чтобы встретиться с богатым
родственником одного из детей-инвалидов и убедить его дать немного денег на ее
новую программу… Похоже, мистер Дункан уже догадался об этом.
— Но меня не будет на работе всего два дня, — попыталась она
уйти от ответа. — И я уже договорилась о замене.
— Амарилло находится в нескольких сотнях миль. Наверное, у
вас там очень важные дела, если вы решили ехать в такую даль.
Но Джулия не собиралась удовлетворять любопытство своего
директора и проигнорировала этот почти прямой вопрос о цели ее поездки. Вместо
этого она взглянула на часы и торопливо заговорила:
— О Боже! Уже половина пятого. Если я хочу до шестичасового
урока попасть домой и принять душ, то мне лучше поторопиться.
У машины Джулию поджидал Вилли Дженкинс. Его маленькое
личико было сосредоточенно нахмурено.
— Я слышал, как мистер Дункан сказал, что вы едете в
Амарилло, — сообщил он своим хриплым голосом, который скорее напоминал голос
взрослого мужчины, больного ларингитом. — И поэтому я хотел до вашего отъезда
узнать… Мисс Мэтисон, скажите, я буду петь в «Зимнем карнавале» или нет?
Джулия с трудом подавила улыбку. Подобно своим старшим
братьям, Вилли Дженкинс занимался всеми видами спорта и везде был одним из
первых; он мгновенно становился лидером в любой команде; он пользовался
невероятной популярностью среди всех учеников младших классов обоих полов, и
поэтому его особенно больно задевал тот факт, что там, где дело касалось музыки,
он всегда оказывался последним. Ему никогда не давали петь ни в одном из
школьных спектаклей. Причина была проста — стоило Вилли открыть рот, как все
присутствующие начинали корчиться от неудержимого хохота.
— К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос, Вилли.
Решать буду не я, — сказала Джулия, забрасывая портфель на переднее сиденье
своего маленького «форда». — Я в этом году не занимаюсь «Зимним карнавалом».
Тогда этот маленький донжуан улыбнулся проказливой, но в то
же время многозначительной улыбкой мужчины, который знает, что женщина
неравнодушна к нему. И это было истинной правдой. Джулия очень любила Вилли
Дженкинса. Любила за абсолютное бесстрашие, за самобытный характер, за
внутреннюю силу и особенно за врожденную доброту, которая больше всего
проявлялась в его отношении к одному мальчику-инвалиду по имени Джонни Эверетт.
— Понятно, — просипел Вилли, продолжая улыбаться, — ну а
если бы им занимались вы?
— Вилли, — улыбнулась Джулия, включая зажигание, — если мне
однажды придется решать, кто будет петь, ты обязательно окажешься в числе
избранных.
— Обещаете? Джулия кивнула.
— Можешь проверить. Приходи в церковь, и я разрешу тебе петь
в детском хоре.
— Боюсь, что там меня мало кто увидит. А мои предки туда
вообще не ходят.
— Ну что ж, тогда тебе предстоит разрешить сложную дилемму,
— ответила Джулия через открытое окно машины, давая задний ход.
— А что такое дилемма?
Протянув руку, Джулия взъерошила его волосы.
— Посмотри в словаре.
Задумавшись, она миновала «деловой центр» Китона — четыре
ряда магазинов и всевозможных контор, образующих квадрат вокруг величественного
старого здания, в котором располагалось руководство округа. Когда Джулия пятнадцать
лет назад впервые попала в Китон, этот маленький техасский городок, в котором
не было ни небоскребов, ни широких проспектов, ни, наконец, трущоб, поначалу
казался ей странным и чуждым, но вскоре она очень полюбила его тихие улочки и
царящий повсюду дух доброжелательности.
За прошедшие годы Китон почти не изменился. Он остался все
таким же — живописным и немного старомодным, с прелестным белым танцевальным
залом в центре муниципального парка, вымощенными кирпичом улицами, уютными
магазинчиками и содержащимися в идеальном порядке домиками. И хотя за последнее
время население Китона увеличилось с трех до пяти тысяч человек, город
полностью и без следа поглотил пришельцев. Китонцы, которых полностью устраивал
их образ жизни, не желали ни к кому и ни к чему приспосабливаться, а потому
приспосабливаться пришлось чужакам.
