— Ходят слухи, что русская королева не то выкинула, не то умерла… — Аникитос подхватил пошатнувшегося друга. — Что с тобой? Ты бледен, как могильный памятник из гиметского мрамора! Да, вот такие слухи… моя Дорсия все твердила, что королеве надо было с самого начала носить поликурею
[23]
, ведь слишком многие желали ей зла. Но даже если беда приключилась с королевой, я все равно не пойму, кого это искали на всех дорогах и почему перестали искать. Может, уже нашли?..
Васили достал из мешка, который принес ему Аникитос, флягу и сделал несколько глотков цикудьи. Она была крепка, как смертельный яд, но в голове прояснилось.
— Кажется, — сказал он, убирая флягу в мешок, — я должен все же поговорить с Колокотронисом.
— Ты что? Тебя же ищут… Если Мавромихалис тебя увидит… Ты сам говорил, что тогда, в саду, когда ты лишился глаза, на тебя напал сын старого Петроса Мавромихалиса, Аргирос.
— Это было три года назад! — отмахнулся Васили.
— А на пепелищах, которые остались от твоего дома и твоего кафенеса, еще тлеют угли. Это было когда? Два дня назад? Откуда тебе знать, что Колокотронис не в одной компании с Мавромихалисами? Они теперь все вместе топчутся вокруг трона.
— Надеюсь, что Геннайос остался сыном своего отца, — мрачно ответил Васили. — И даже если он топчется вокруг трона, это не значит, что стал другом Мавромихалиса.
— Как ты не поймешь, что времена изменились? — воскликнул Аникитос в отчаянии. — Теперь в Афинах другие порядки, ты там слишком давно не был! Теперь ни один из нас не может запросто прийти к старым друзьям! Нас развела жизнь! Думаешь, ты придешь в дом Колокотрониса, постучишь в дверь — и он запросто впустит тебя, сядет пить с тобой малагузью
[24]
и рассказывать афинские новости? Ты бездомный бродяга, а Геннайос — глава королевской охраны. Он и дома-то почти не бывает, все время при короле. Да что говорить, вспомни хотя бы Элени, которая когда-то была твоей подругой, бегала за тобой, как течная сука, а потом стала любовницей короля!
— Это было давно. До того, как король женился. Теперь Элени исчезла.
— Элени вернулась! Именно потому, что она вернулась, и ходят слухи, будто королева умерла и ее тайно похоронили где-то в горах! Ведь ее никто не видел с тех пор, как она прибыла в Афины! Да что с тобой, Васили?! — Аникитосу показалось, что его могучий друг сейчас лишится сознания, так он снова побледнел.
В молчании прошло несколько минут.
— Вот что, брат, — сказал Васили уже спокойно. — Дай мне коня. Если я пойду пешком, потеряю время. Так что… — Он развязал заплечный мешок и выложил на стол кожаный кисет, набитый монетами. — Вот деньги.
— Ты с ума сошел! Бери коня! Какие могут быть деньги?!
— Не знаю, верну ли я его. Поэтому деньги пока оставь. У тебя они целее будут.
Аникитос посмотрел в лицо друга, угрюмо кивнул и ушел в конюшню.
Васили сел на землю. У него гудели ноги после долгой дороги, но он не обращал на это внимания. Все мысли его были о другом.
Внезапно до него донесся топот копыт. Со стороны Афин летел всадник.
Васили скрылся за часовней. В эту минуту появился Аникитос с оседланным конем. Васили надеялся, что всадник проскачет мимо, однако тот направлялся прямиком к кафенесу.
Теперь его можно было разглядеть. На нем была форма эвзона, а фустанеллу и царухи заменяли галифе и сапоги для верховой езды.
— Привет тебе, кирие Канарис, — закричал человек, и Васили вздрогнул, потому что узнал этот голос, узнал всадника. — Прости, я ранний гость, но, вижу, прибыл вовремя, пока ты не уехал.
Аникитос сделал такое движение, словно пытался спрятать оседланного коня за свою спину, но это ему, конечно, не удалось.
— А… да, — неуверенно проговорил он. — Здравствуй, кирие Колокотронис. Давно мы не виделись.
— Жизнь людей разводит, но она же и сводит их вместе, — сказал приезжий, который и в самом деле был Геннайосом Колокотронисом. — Мне нужна твоя помощь, Аникитос. Я ищу одного человека, и мне кажется, только ты знаешь, где он может быть.
— Кого ты ищешь? — насторожился Аникитос.
— Нашего старинного друга Васили Константиноса.
— Разве ты не знаешь, что его дом подожгли ночью, что сам Васили, очень может быть, погиб? А брат его живет у своего крестного, это всем известно.
— А также всем известно, что кто-то уложил из револьвера всех троих поджигателей, — сказал Геннайос. — В их телах пули от кольта, а насколько мне известно, у Васили был старый драгунский кольт.
— Мало ли у кого еще есть кольт, — Аникитос враждебно глядел на гостя. — Например, у тебя.
— Например, у меня. Но меня не было той ночью в Пирее. А Васили мог быть. Хватит спорить, Аникитос. Время дорого. Скажи, где я могу найти Васили?
— Почему бы тебе не съездить в Пирей и не попытаться спросить у Адони?
— Я так и собирался сделать… Я держал путь именно в Пирей, когда увидел, что ты, едва с постели, почти раздетый, выводишь из конюшни оседланного коня. Для кого ты его оседлал, Аникитос?
— Для меня… — Васили спокойно вышел из своего укрытия.
Геннайос спешился, бросился к Васили и обнял его так крепко, что оба покачнулись.
— Я видел, как ты достал из моря агиос ставрос в день приезда королевы, — сказал Геннайос, чуть отстраняясь от друга. — Но не мог подойти, я был при их величествах. Я говорил о тебе королеве… Клянусь! Говорил, словно предчувствовал, что ей понадобится твоя помощь. Васили, ты нам нужен. Никто лучше тебя не знает Имитос. Королева в опасности, король в опасности, Греция в опасности сейчас. Ты можешь поехать со мной? Даю слово сына Теодороса Колокотрониса, что тебя никто из твоих врагов и пальцем не тронет. А если ты нам поможешь, ты станешь великим человеком в Греции.
— Я не стремлюсь к величию. Но знаешь ли ты, Геннайос, для чего я просил у Аникитоса этого коня? Я собирался ехать к тебе. Итак, что произошло?
— Объясню в дороге, — коротко бросил Геннайос, усаживаясь на коня. — Едем!
Васили пожал руку Аникитосу и тоже вскочил в седло. Всадники с места взяли рысью, а Аникитос долго еще стоял на дороге, держа в одной руке мешок с едой, а в другой — кошель Васили, и смотрел им вслед.
* * *
Кроуны молились в углу, чудом избежавший гибели Брикстер бился в истерике, его жена плакала, а Ольга лежала на куче одеял, свернувшись клубочком, подтянув колени в подбородку и обхватив их руками. И вдруг она представила, что где-то между коленями и грудью лежит, точно так же сжавшись в комок, ее ребенок. Она легла свободнее, и на душе у нее стало легче.
