Мальчик не поднял головы.
Элени шла впереди. Георг, моряк, для которого свято правило, что по лестнице — тем более на корабле — женщина всегда должна идти за мужчиной, чтобы он не мог даже нечаянно заглянуть ей под юбку, следовал за ней, не отрывая глаз от высоко поднятого подола и загорелых ног. Сначала ему показалось, что на Элени надеты чулки такого необычного цвета (он привык, что чулки на приличных дамах только белые… ну в ее принадлежности, вернее непринадлежности, к этому сословию он уже не сомневался!), потом понял, что ноги голые. Никаких нижних юбок тоже не было. Может быть, она и корсета не носит? Амазонка надета на голое тело?!
Теперь он думал только об одном: как в этом убедиться?
Они оказались в небольшой комнате, где стояла только оттоманка с горкой черных и красных подушек и тонким войлочным одеялом, сложенным в ногах. В углу висели иконы, но первым делом Элени задернула занавеску и скрыла суровые лики. Потом повернулась к Георгу и улыбнулась так, что он едва не лишился сознания от вожделения. Боль в чреслах была невыносимой. Потом она расстегнула два-три крючка на лифе амазонки — и вдруг проворно высвободилась из нее и стояла, поводя бледно-оливковыми плечами. Она взяла кончиками пальцев свои коричневые соски и приподняла груди. Взгляд ее, устремленный в глаза Георга, был взглядом бесстыдной, бездумной самки, жаждущей самца.
И он забыл под этим взглядом все — кто он, где и откуда, зачем в этой стране и каково его призвание… Он думал только о женском теле, отданном в его власть и ответно владеющем им.
Георг даже не затруднил себя раздеванием — только расстегнул брюки. Он слишком долго алкал, чтобы неторопливо утолять жажду. Все свершилось мгновенно, после нескольких почти мучительных содроганий. Он приподнял мокрый от пота лоб с плеча Элени и хрипло спросил:
— Когда… снова?
— Я приду ночью. Я знаю тайный ход в сад, а оттуда есть дверь во дворец… Приду к тебе!
Эти простые слова звучали как клятва, и Георг сразу поверил, и успокоился, и поднялся, и, смущаясь, приводил себя в порядок, с восхищением и болью глядя, как она закрывает свое стройное тело платьем. Он успел заметить, что ее стыдное место покрыто густым черным пухом, такой же был на внутренней поверхности бедер и под мышками. В этом было нечто звериное, откровенное, бесстыдное до безумия, и Георг ощутил, что им овладевает новый приступ вожделения.
— Сейчас мы должны уехать. А то вдруг вернется Васили… — Элени проворно застегнула платье и расхохоталась сытым, мстительным смехом, как если бы предвкушала такую встречу, но точно знала, что она не состоится.
И вдруг Георг вспомнил, где уже слышал имя Васили… Не далее как вчера от княгини Софии! Васили был тот мужчина, с которым Элени некогда танцевала вызывающе эротичный цифтэтэли, а потом рассталась с ним, потому что он был предан русским, которых Элени ненавидела. Уж не нарочно ли она привезла Георга сюда, чтобы отдаться ему именно здесь? Тогда это и в самом деле месть.
Любой другой человек, да что другой, сам Георг — прежний, каким он был только два дня назад, — разозлился и возмутился бы. Но он — он теперешний — мог только ответить Элени такой же мстительной улыбкой и почувствовать себя торжествующим победителем над ее прежней любовью.
* * *
Андрей Дмитриевич Блудов, тайный советник и камергер, был хорошо известен в придворных и дипломатических кругах, однако до поры до времени великий князь Константин Николаевич не следил за его карьерой. Ну, сын знаменитого Дмитрия Блудова, бывшего министра юстиции, председателя Государственного совета и Комитета министров, ну, блистательно служил в русских посольствах в Вене, Ганновере, Лондоне, ну, назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром в Греции… Однако было принято решение перевести Блудова в Саксонию, а потом и в Бельгию. За новым назначением он явился в Санкт-Петербург, и тут Константин Николаевич пригласил его к себе для приватной беседы.
Собственно, Блудов не увидел в этом ничего особенного: персона нового греческого короля сейчас интересовала многих, очень многие задавали ему самые неожиданные вопросы о Георге… Но вдобавок ко всему Андрей Дмитриевич был весьма умен и догадлив — иначе не сделал бы столь замечательной карьеры! — и понимал, что вопросы отца дочери-невесты о молодом, неженатом короле отличаются от досужего любопытства по поводу матримониальных планов Георга и его любовных связей. Андрей Дмитриевич успел полюбить Грецию и был взволнован положением ее дел. Король ее был очень молод, совершенно не искушен в делах правления, тем паче в столь непростой и совершенно чуждой ему во всем, вплоть до религии (Георг был лютеранин, а большинство греков исповедовали христианство, за исключением малой горстки мусульман), стране…
— Нет ничего удивительного в том, что его величество немедленно оказался под влиянием прогерманской группировки, которая выдает себя за крайних патриотов, — рассказывал Блудов. — Смешная сторона в том, что именно они были инициаторами отречения Оттона. Однако лишь потому, что их не устраивал сам король! Сам Оттон как личность! А также бездетность королевы… Теперь они сторонники Георга — но только до поры до времени. Они будут поддерживать его всеми силами, если он станет плясать под их дудку.
— В каких вопросах? — насторожился Константин Николаевич. — Они боятся за свою собственность? Их негоции связаны с Германией?
— Конечно, это прежде всего. Именно это определяет их приоритеты.
— А что Георг думает о браке? — спросил великий князь как бы между прочим.
— Считается, что он ищет себе невесту, — пожал плечами Блудов. — На самом деле он находится под сильнейшим влиянием своей фаворитки.
— У него уже есть фаворитка?! Впервые слышу об этом…
— Если вы имеете в виду фаворитку, каждый шаг которой на виду, которая то и дело появляется с королем на публике и фасоны платьев которой копируют модные дамы, то такой фаворитки у него нет. Но та, что есть, накрепко прицепила Георга к своим юбкам, а заодно и, с позволения сказать, штанам прогерманской партии, ставленницей которой она является.
— Так Георга держит около ее юбок любовь или политика? — криво усмехнулся Константин Николаевич.
— Страсть, я бы так назвал это чувство, — пояснил Блудов. — Неодолимая страсть! Он совершенно заворожен этой особой. Ее втихомолку называют ведьмой — не удивлюсь, если в ход были пущены самые изощренные приворотные зелья. И это очень на руку прогерманцам. Одно время они даже мечтали женить его на этой даме, и Георг, надо сказать, был бы не против.
— Она что, принцесса? Герцогиня? — с живейшим интересом спросил великий князь, в котором всякая страсть всегда встречала сочувствие… пусть это даже противоречило его интересам.
— Ходят слухи, что эта особа — дочь Дмитрия Ипсиланти и его невенчаной жены Мандо Маврениус, — сказал Блудов значительно.
— Дмитрия Ипсиланти? — изумленно повторил Константин Николаевич. — Постойте, но он умер уже лет тридцать тому… Даже если ребенок родился в год его кончины, сколько же этому дитятке сейчас лет?!
