– Это я!
Дверь открылась, она вошла в подъезд.
«Эх, узнать бы, на какой она этаж едет!» И, словно в ответ
на ее мысли, дверь открылась, и оттуда вышел молодой парень с догом на поводке.
Маня, ничуть не испугавшись пса, просочилась в подъезд. Она кинулась к лифтам и
увидела, что грузовой лифт сломан, а пассажирский как раз остановился на
тринадцатом этаже.
Ехать наверх вряд ли стоит, пока лифт спустится да снова
поднимется, Маргарита уже исчезнет. «Но я и так неплохо поработала, просто
молодчина. Совершенно ясно, что Наташа скрывается здесь. Ну и прекрасно! А
теперь надо будет все продумать, чтобы не наломать дров. Теоретически
преступник или преступница, узнав, что им или ею интересуются совсем неведомые
люди, должен занервничать, засуетиться и сделать какие-то неверные шаги,
которые и помогут его или ее разоблачить. А сейчас надо смываться. Чтобы
Маргарита спокойно вернулась на работу. Кстати, неплохо бы узнать, где она сама
живет. Или это и есть ее квартира? Надо обратиться в справочное бюро. Если она
живет именно здесь, то номер квартиры не проблема!» И, поздравив себя с
грандиозным успехом, Маня побежала к метро. Но вдруг остановилась, словно
споткнувшись обо что-то. Черт, а что, если она спугнула Наташу? Что, если та
возьмет и сменит квартиру? Девочка заметалась. Может, стоит остаться и
последить за подъездом? Но она ведь не знает Наташу в лицо! Если, конечно, они
выйдут вместе с Маргаритой, то… Нет, если Маргарита ее не заметила, то такая
опытная и проницательная преступница, как Наташа, засечет девочку в мгновение
ока! «Успокойся, Маня, успокойся! – уговаривала она сама себя. – Ты
должна, ты просто обязана взять себя в руки и рассуждать как нормальный
человек. Ну посуди сама: Наташа бросится в бега, только если сочтет мой визит к
Маргарите провокацией. Но ведь я предупредила Маргариту об опасности, почему же
меня надо бояться? Пусть боится Витасика, а я запросто могу оказаться и на ее
стороне. Правда, непонятно, откуда такая взялась. Девчонка, можно сказать,
пигалица… – пыталась Маня рассуждать, как рассуждала бы и, наверное,
рассуждает Наташа, а ноги сами несли ее назад, к дому, к подъезду, где
скрывалась Маргарита. – Ой, а вдруг они смотрят в окно? Нет, с
тринадцатого этажа лица не разглядишь, а в синей куртке Маргарита и вовсе меня
не признает».
И все-таки Маня, приняв независимый вид, направилась к
соседнему подъезду и затаилась за стоящим возле него большим джипом. Но вот
наконец она увидела Маргариту. Ты вышла одна и уже не торопилась. «Ну и пусть
себе идет», – решила Маня. Она вдруг вспомнила, что у Наташи есть все-таки
одна особая примета – родинка над верхней губой. Правда, отсюда ее не
разглядишь, да и вообще… Нет, если бы Наташа решила сбежать отсюда, она бы уже
сбежала, и скорее всего вместе с Маргаритой. Вдвоем-то удобнее. По крайней мере
сейчас Мане казалось, что вдвоем вообще все лучше делать, в том числе и следить
за преступниками и их приспешниками. Конечно, странно, что такая преступница,
как Наташа, которая мгновенно раскусила Леху, возможно, взорвала машину
Витасика и бог знает что еще сделала, полагается на такую неумеху, как
Маргарита. До чего же легко она купилась на Манины предостережения и мигом
привела ее к преступнице. Счастье их, что это не милиционеры и не бандиты, а
всего-навсего двенадцатилетняя девчонка. Правда, девчонка не простая, а, можно
сказать, талантливая, но все-таки… С одной стороны, Маня гордилась собой, но с
другой… Что делать-то теперь с этой гордостью? Конечно, будь она твердо уверена
в том, что Наташа никуда отсюда не слиняет, она бы пошла прямиком к Гошке и
сказала ему: «Мой любимый! Я для тебя узнала все!» Ну, положим, «мой любимый»
она бы не сказала даже под угрозой смертной казни, но все остальное – запросто!
Нет, пока надо помалкивать…
В таких рассуждениях Маня проторчала у соседнего подъезда
больше часа. Но никто, даже отдаленно напоминавший Наташу, из подъезда не
вышел. Тогда Маня решилась. Она дождалась, когда к подъезду подошла женщина с
сумкой, из которой торчали куриные лапы, и бросилась туда. Вместе с женщиной
вошла в подъезд и решительно направилась к лифту. Женщина с курами поднялась на
пятый этаж, а Маня, разумеется, на тринадцатый. И уткнулась в крашенную серой
краской железную дверь, по обеим сторонам которой имелось по три звонка. «Ага,
значит, тут шесть квартир», – сообразила Маня. Напротив железной двери
располагалась стеклянная, двустворчатая, она вела к мусоропроводу, а за нею еще
одна, на балкон. Маня вышла на балкон и поняла, что он служит переходом к
лестнице. Из-за железной двери вдруг послышался громкий собачий лай. Маня
тотчас же присела на корточки. Не нужно, чтобы кто-то ее тут увидел. Но зато
она отлично видела все, что происходит на площадке. Железная дверь открылась,
но, вопреки ожиданиям, собака не появилась, она продолжала лаять, видимо, у
себя в квартире, а на площадку вышла молодая женщина в джинсах и красной
футболке, с мешком мусора в руках. Маня сразу заметила родинку над верхней
губой. Она! Девочка пригнулась низко-низко и, лишь услыхав, как повернулся
замок в железной двери, позволила себе распрямиться. Никаких сомнений – это
Наташа! Все! Надо уносить ноги! Маня сбежала по лестнице на двенадцатый этаж и
вызвала лифт. Сердце у нее отчаянно билось. Как-никак она глядела в лицо
матерой преступнице и при этом была совершенно одна. Но, похоже, Наташа никуда
сбегать не собирается. И не слишком-то напугана. Иначе попросила бы Маргариту
вынести мусор, чтобы лишний раз не выходить из квартиры. Что ж, это к лучшему.
И Маня сломя голову понеслась к метро, чрезвычайно довольная собой.
А вот у Гошки с Лехой и девчонок день не задался. С утра они
напрасно три часа прождали Виталия Антоновича, но он так и не появился.
– Мы его наверняка упустили, – сокрушенно сказала
Ксюша. – Проворонили как последние идиоты.
– Я же говорил – надо встать пораньше, – ворчал
Леха.
– Но мы и так ни свет ни заря из дому вышли, –
сказала Саша, – хорошо еще, что мама опять на съемки уехала, а то и вовсе
бы не вырваться.
– Да вообще-то это все фигня, – заметил вдруг
Гошка. – Какое наше собачье дело, чем, как и с кем занимается этот тип. В
конце концов, пусть гуляет. Рано или поздно его поймают. Так не все ли нам
равно – рано или поздно?
– Но мы же знаем, что он преступник! – воскликнула
Ксюша.
– Ну и фиг с ним, а я замерз!
– Гошка, я тебя не узнаю! – закричала Ксюша.
– Я, может, сам себя не узнаю! Ну и что с того? Вы как
хотите, а я иду домой.
Ксюша внимательно посмотрела на Гошку.
– Кажется, ты заболел. Саш, посмотри, у него, по-моему,
температура.
– Да ничего подобного! – отмахнулся Гошка. –
Просто мне все надоело.
Но Саша протянула руку и пощупала Гошкин лоб.
– Да, конечно, у тебя температура! Идемте, его надо
уложить и дать аспирин.
– Гошка, у тебя есть аспирин? – поинтересовалась
Ксюша.
– Наверное, есть, – вяло отозвался Гошка. Он даже
не отреагировал на Сашино прикосновение. Ему и впрямь было худо.
