— Не стоит преувеличивать, Листвичка. Вопрос пока так не стоит.
Воробей повернулся к Листвичке и твердо уставился на нее своими слепыми глазами.
— Я решу, когда использовать пижму, — тихо, но твердо, произнес он. — Я — целитель Грозового племени.
Львиносвет похолодел, но не проронил ни слова. Только снег хрустнул под его лапами.
— Очень хорошо, — ответила Листвичка после долгого молчания. — В таком случае, я поищу пижму в лесу. — Она повернулась и побрела прочь.
— Подожди до утра! — крикнул ей вслед Огнезвезд.
Листвичка помедлила, раздумывая, потом повернулась в сторону воинской палатки и скрылась в ветвях.
— Как дела на границе? — спросил Огнезвезд. — Никаких следов незаконных проникновений на нашу территорию?
— Что? — переспросил Львиносвет, поймав его вопросительный взгляд. Оказывается, он забыл доложить предводителю о стычке на границе! — Мы повстречали патруль воинов Ветра.
Огнезвезд сощурил глаза.
— Они перешли границу?
Львиносвет смутился. Да, так оно и было, но ведь это он своими насмешками заставил пылкого Ветерка перейти границу… Как объяснить это Огнезвезду?
— У нас произошла небольшая размолвка из-за дичи, перелетевшей через границу, — уклончиво сказал он. — Но мы все уладили.
— И кому досталась дичь? — поинтересовался Огнезвезд.
— Мне.
Песчаная Буря снова раскашлялась. Огнезвезд обвил ее хвостом.
— Ничего страшного, приграничные стычки время от времени случаются, — сказал он и склонился над подругой, забыв о Львиносвете.
«Если бы все было так просто!» — с тоской подумал Львиносвет. Сегодняшняя битва случилась не из-за дичи, не из-за голода и даже не по поводу спорных охотничьих прав. Эта стычка была вызвана запутанными отношениями между соседними племенами. Ее породила застарелая обида, разделившая не столько племена, сколько соплеменников; всему виной была ядовитая ненависть, заставлявшая членов одной семьи восставать друг на друга, ослабляя свои племена изнутри.
Возможно, Щербатая все-таки была права. Может быть, каждое племя должно выживать в одиночку. Имея дело с таким страшным врагом, нельзя рассеивать свои силы, отвлекаясь от грядущей битвы.
Глава XIX
Крыша палатки старейшин скрипела под тяжестью снега. Воробей поморщился.
— Надеюсь, выдержит, — пробормотал он.
— Старая палатка уж давно обрушилась бы, — проскрипел Пурди, чесавший бок о кору дерева. — Но теперь, когда ветки бука как следует оплели жимолостью, такая палатка выдержит втрое больше снега, чем сейчас. А уж как тепло в ней — словами не передать!
Кисточка недовольно заворочалась на своей подстилке.
— Погоди нахваливать, как бы плакать не пришлось, — проворчала она. — Ты подумай, что тут будет в оттепель! — Облезлый хвост старухи со свистом рассек воздух. — Будем в луже спать, помяни мое слово. Как в худшие дни Листопада. Но такова уж наша судьба, тут некого винить. Хочешь жить в лесу, привыкай к сырости. Тут даже Звездное племя бессильно.
Воробей коснулся щекой щеки Кисточки.
— Лежи спокойно, — приказал он, когда старуха отдернулась. Он понюхал ее дыхание. Все нормально, никакого кисловатого душка, и нос холодный. Воробей прижался ухом к груди Кисточки, стараясь определить, чем вызваны ее хрипы — начинающимся белым кашлем или возрастом. Солнце стояло уже высоко, но старуха и не думала покидать своего гнездышка. — Точно горло не болит? — снова спросил Воробей. — И не першит?
— Куда точнее, — проворчала старуха.
— А суставы ломит?
— Не сильнее, чем обычно.
Воробей нахмурился. Почему тогда Кисточка отказалась утром поиграть в моховой мячик с Кротиком? Он посмотрел на Пурди.
— Скажи мне, если она начнет кашлять.
— Тогда я тебя сам приведу, — пообещал старый одиночка.
Воробей протиснулся между побегами жимолости и поежился, провалившись лапами в снег. Щедрая добыча, принесенная патрульными Львиносвета, кормила племя несколько дней, но теперь на месте кучи дичи зияла пустота, а Белый кашель, поразивший Песчаную Бурю, начал неумолимо распространяться по лагерю. Первым закашлялся Шмель. Воробей сразу же уложил его в гнездышко, но ночью у молодого воина начался жар. Затем Маковка прислала за целителем Пестроцветик.
— Она говорит, у Вишенки жар, — сказала молодая кошка.
— Передай ей, что я приду сразу после того, как осмотрю Кисточку, — ответил Воробей.
Когда Терновник вывел очередной патруль из лагеря, Воробей заторопился в детскую, молясь про себя, чтобы Маковка всполошилась напрасно. Он был уже на середине поляны, когда услышал чье-то сиплое дыхание.
— Это ты, Мышеус? — спросил Воробей, останавливаясь.
— Да, — прохрипел воин с дальнего конца поляны.
— Возвращайся в свое гнездышко, и чтобы носа не показывал наружу! — приказал Воробей и продолжил путь, не дожидаясь ответа воина. Сбывались самые худшие его опасения — хворь быстро распространялась. Песчаную Бурю пришлось перевести в палатку целителя. Оставлять ее вместе с Огнезвездом стало опасно. В это трудное время Грозовое племя не могло рисковать здоровьем своего предводителя. Воробей молча взмолился Звездному племени: «Прошу вас, не дайте Иглогривке заразиться! Она так слаба, что белый кашель убьет ее».
— Воробей! — донесся из детской испуганный возглас Маковки. Не успел целитель очутиться в тепле палатки, как чьи-то крошечные коготки впились ему в спину.
— Слезь с него, Кротик! — рявкнула Ромашка со своего гнездышка.
Кротик послушно скатился со спины Воробья.
— Я отрабатываю боевой прыжок!
Маковка подскочила к Воробью.
— Иди-ка отсюда, потренируйся снаружи, — велела она сыну.
— А Вишенка пойдет? — заныл тот.
Воробей легонько потрепал малыша по макушке.
— Может быть, только чуть позже. Сначала я должен ее осмотреть.
Когда Кротик выбежал из палатки, Маковка наклонилась к уху целителя и прошептала:
— Она вся горит!
Воробей склонился над гнездышком и дотронулся щекой до нежной щечки Вишенки.
— Не преувеличивай, — пробормотал он, прикладывая ухо к груди котенка. — Жар есть, но небольшой. И дыхание чистое.
— Я хорошо себя чувствую, — капризно пропищала Вишенка. — Можно мне пойти поиграть с Кротиком?
