Глеб вздохнул. И сдержанно произнес:
– Фридрих, познакомьтесь, это Света, моя давняя знакомая. Света, это Фридрих Бергер, известный немецкий писатель. У тебя есть шанс получить от него автограф.
– Чего получить? – опешила Света. – Автограф? Боже мой… – Она зажала рот. Ее глаза за стеклами очков казались огромными. – Писатель?..
Бергер застенчиво закивал. «Что это с ним? – удивленно подумал Глеб. – Вроде любитель молоденьких девиц… Зачем ему Света – не слишком молодая, не особо красивая? Или девицы – так, наносное, для имиджа, а душа Фридриха ищет чего-то другого? Впрочем, я в данном случае должен бояться за Фридриха, а не за Свету!»
– Света, там у входа в книжный все было завешано плакатами… Ты не узнала Фридриха? – сурово спросил Глеб.
– Н-нет… В первый раз слышу… эту фамилию… – пробормотала Света.
Глеб совершенно не переживал из-за того, что Бергер обидится, – поскольку того невозможно было обидеть. Уж среди каких только маргиналов, как выразился бы Иван Павлович, не вертелся Бергер – и то на них не обижался… Кроме того, Света, кажется, понравилась гостю из Германии.
Света, в белом летнем пальто, напоминала облако. Под пальто было розовое платье. С кружавчиками. Вкупе с пушистыми светлыми волосами, распущенными по плечам, с отечным личиком, половину которого занимали круглые очки а-ля Гарри Поттер, Света немного напоминала городскую сумасшедшую. «А они похожи…» – подумал Глеб, глядя на Свету и Фридриха со стороны.
Но продолжения знакомства не получилось – их нашел Иван Павлович и с причитаниями утащил Фридриха обратно в зал. Читатели жаждали получить автографы.
Глеб проводил Свету к выходу – ему еще предстояло ехать в издательство.
Света остановилась у стеклянных раздвижных дверей, на которых было приклеено огромное фото Фридриха Бергера.
– И правда он… – задумчиво, раздраженно пробормотала она. – Чудной дядька какой…
– Писатель, – вздохнул Глеб.
– Ну да, ну да… Я позвоню тебе, Глеб, как только станет что-то известно…
Света ушла.
Позже, на банкете, Фридрих все выспрашивал у Глеба о Свете. Кто та «фройляйн» в белом и что ее связывает с Глебом.
– Ничего не связывает, Фридрих, – ответил Глеб. – Забудьте о ней.
– А встретиться еще раз с фройляйн?
– Фройляйн не хочет ни с кем знакомиться, Фридрих, я вас уверяю, – вежливо, но твердо ответил Глеб.
В первый раз Фридрих выглядел обиженным.
* * *
После той встречи с Евгенией, когда Толик чуть не придушил ее в старом доме, он не находил себе места.
Бывшая жена, как всегда, сумела уязвить его. Отравила своим ядом, своим неверием в него. «Зачем я все ей рассказал, зачем таскал за собой? – думал Толик с раздражением, направленным в первую очередь против себя самого. – Ластик при ней много чего лишнего болтал… Евгеника может догадаться!»
Но бывшая жена, кроме фотоаппаратов, ни черта не понимала в технике, а уж тем более – в гидрологии и строительстве. Евгения ни о чем не могла догадаться, с ее куриными мозгами. При ней можно было план террористического акта обсуждать – она все равно не поняла бы! – успокаивал себя Толик, но ему становилось легче лишь на время…
Он вспоминал, как Евгения раскритиковала саму идею клуба и то, почему он, Толик, решил этим заняться.
И мать, Вера Артамоновна, говорила то же самое, практически теми же словами: «Какие такие одинокие сердца? С чего они там страдают, сердца эти?» – «Мама, ты не понимаешь… Молодые люди часто ощущают себя одинокими – их не понимают друзья, учителя, родители!» Последнее слово Толик произнес с намеком.
Но намека мать не заметила. «Не понимают их… Бездельники эти твои молодые люди. С жиру бесятся. Не понимают их, придурков… А они кого понимают? Откуда у них деньги на клуб возьмутся? Нет, Толик, мне твоя идея не нравится… Я на этот клуб денег не дам!»
Толик вышел из офиса «Урбанис-холдинга», но домой ему совершенно не хотелось. Там его ждала Ася. Ася – золото, но… но не для него золото. Чужая.
Такое уже сколько раз случалось – Толик влюблялся (причем интересовали его исключительно неординарные особы, а не клуши какие), терял голову, а потом… потом наваждение исчезало, и ему становилось скучно. Девушка, в которую он был влюблен, которая казалась ему в самом начале их знакомства яркой, креативной, вдруг превращалась в клушу. Вылезали наружу все ее недостатки. И креативными-то, кстати, девушки были не по-настоящему, а так, для того лишь, чтобы привлечь к себе внимание, зацепить окружающих. На самом деле девицы хотели одного: выйти замуж за обеспеченного мужчину, родить детей и… И все. Такая пустота, такая скука… Мещанство.
А любовь? А страсть? А красота?..
Вот и Ася каким-то неуловимым образом превратилась вдруг в мещанку и клушу. Толик неожиданно заметил, что все ее дизайнерские «находки» – банальны и бездарны, а сама она – непроходимо глупа. Ася любила Толика, да, но хотела она одного: выйти замуж и открыть собственное дизайнерское ателье (при помощи Толика). Больше она ни к чему не стремилась. Ася была настолько глупа, что не замечала даже очевидного: в финансовом плане ее жених целиком зависел от своей матери, Веры Артамоновны.
Словом, Ася оказалась обычной девицей.
Толик же всегда считал себя особенным. Талантливым. И жизнь у него должна быть особенная, яркая. Главное – проявить себя. Главное, чтобы никто не мешал… Поэтому и девушку рядом с собой он всегда хотел видеть необыкновенную и понимающую.
Любовь в представлении Толика – это союз двух ярких, умных, талантливых личностей, возвышающихся над всем прочим миром, над обыденщиной и банальщиной. Над быдлом и офисным планктоном.
Ася – не пара ему.
«Почему же так не везет, а? И мать еще тупица непроходимая… – изводил себя Толик. – Евгеника тоже – сколько крови попортила!» О чем бы Толик в последнее время ни думал, мысли его неизменно возвращались к бывшей жене.
Когда они встретились – лет десять назад, – Толик, безусловно, воспринял Евгению как девушку талантливую, интересную, яркую. Она – не какая-то секретарша в офисе, не вышколенная сотрудница банка, не примитивная бухгалтерша, а – фотохудожница! Творческая личность.
Но прошло время, и истинная сущность Евгении прорвалась наружу: она, оказывается, как и все, мечтала о ребенке, о тихом семейном счастье… Словом, Евгения была – самка. Не Женщина, а – обыкновенная самка. Отвратительно. Толик разочаровался в ее таланте, в ее яркости, в ее необыкновенности и расстался с Евгенией.
…Но почему тогда он сейчас вспоминал о ней? Почему его продолжало к ней тянуть?
Зачем он снова пытался раскрыть перед ней душу? Ведь Евгения, как всегда, плюнула в нее. Кто она, бывшая жена? Лицемерка, ведьма, обманщица… Ей нужна была фотокамера, а не Толик, не его душа.
