Словом, дом Марина продавать не стала. Напротив, стала возделывать огород, обрабатывать сад. И надо заметить, что Марина-то человек совершенно не сельский. В лес ходить никогда не любила — комары, клещи и, того гляди, ногу сломаешь. Дачи у них не было, тяги к земле, даже в варианте выращивания комнатных растений, у Марины не наблюдалось. А тут — откуда что взялось! Два года моталась туда-сюда, и дорога — неближний свет уже адом не казалась.
Младший сын школу закончил, в институт поступил, а Марина окончательно утвердилась в решении переехать в деревню. Дети сначала резко воспротивились, но потом оценили прелесть безнадзорной студенческой жизни и смирились. Они часто к ней приезжают, друзей привозят.
Как Марина осваивала сельскохозяйственные премудрости — отдельный разговор. По деревне до сих пор анекдоты ходят, как она морковь в руках крутила и спрашивала: «Простите, пожалуйста, а где здесь семена?» Или грибы в лесу собирала — умудрилась ни одного съедобного не подобрать. Но посмотрели бы вы сейчас на ее цветники да грядки! Книжек начиталась, по агрономной науке с двух соток столько картофеля собирает, сколько соседи с двадцати. К ней за опытом теперь ходят.
До пенсии Марине еще без малого десять лет, работает она в местной администрации. Летом на велосипеде, зимой и в распутицу пешком три раза в неделю пять километров туда и пять обратно отмахивает. Раньше, когда лифт ломался, на восьмой этаж с проклятиями и едва ли не на четвереньках тащилась.
Хочет козу завести, чтобы молоко свое было. Подружки из Москвы приехали, Маринка им рассказала про козу — они плечами пожали. Марина и коза! Была ведущим инженером в НИИ, а теперь — коза! А сами по утрам выскакивают и первым делом бегут смотреть, что за ночь на плантации изменилось. И восхищаются: ах, огурчик был с мизинчик, а теперь богатырь! ах, цветочек распустился!
Подруги у Марины — женщины образованные, под каждый факт теорию подводят. Говорят, что Маринка вместо мужика влюбилась в райское пейзанское место. Она не соглашается.
— Это место не на земле, а в голове находится. Что здесь особенного? — разводит она руками. — Деревня и есть деревня. Либо засуха, либо потоп, в нашем климате равновесия не бывает. Хотя, конечно, нет одного дня, похожего на другой. Все постоянно меняется — растет, колосится и созревает. А зимой мертвая тишина и красотища. Но главное, что тут, — она стучит себя по лбу, — что в голове созревает, мы понять не можем. Черепушку ведь не откроешь, не прочтешь. Нужен сильный раздражитель, чтобы информацию раскодировать и на дисплей вывести. У меня было одно чудное деревенское утро, а потом еще два года я проверяла достоверность полученных сведений, действительно ли мне хочется начать с нуля.
— Но ведь одной тяжело? — допытываются подруги. — Без мужа или друга?
Марина покорно соглашается. Потому что до главных истин человек должен дойти сам, а подруги еще надеются: одна — встретить седого принца, другая — перевоспитать мужа, которому за шестьдесят.
На самом деле, оглядываясь назад, вспоминая мужчин, из-за которых она травилась, сходила с ума и лечилась от срамных болезней, Марина никакого волнения не испытывает. Считала, что ее глубоко ранили, травмировали. Да ничего подобного! Маленького шрамика не осталось! Все их мерзкие поступки — это даже не царапина на стекле, а вода, которая стекла без следа. И за стеклом — другая жизнь! Единственная ее потребность в мужчине — это нужда в грубой физической силе, без которой в деревне не обойтись. Но сено для козы на зиму за магарыч может и сосед накосить.
