— Вот именно. Но шииты тогда не поддержали Иран и воевали на
стороне своего государства. Не только в силу особой любви к Саддаму Хусейну.
Скорее из-за страха за свои семьи. Но сегодня в Ираке идет ожесточенное
противостояние между шиитами и суннитами. Еще добавьте сюда курдов на севере,
которые не любят арабов, и вы получите картинку сегодняшнего Ирака.
— На северо-востоке еще живут туркманы, — напомнил Фархад, —
в основном в районе Керкука. На самом деле их неправильно называют туркманами.
Я там был несколько раз. Это южные азербайджанцы, большая часть которых живет в
Иране.
— Да, об этой проблеме нам известно. Разделенный в начале
девятнадцатого века между Россией и Персией, азербайджанский народ оказался в
разных государствах. А часть осталась в Ираке. В результате большая часть
азербайджанцев проживает сегодня в Иране, тогда как в Северном Азербайджане их
не более семи миллионов, а в южном больше двадцати.
— Наши историки считают, что около сорока, — заметил Сеидов.
— В любом случае их много, и местные арабы в Ираке, фарсы в
Иране относятся к ним как к своим согражданам.
— И в обеих странах нет ни одной школы с азербайджанским
языком обучения, — мрачно добавил Фархад. — Им просто не разрешают учиться на
родном языке. В Иране только на фарси, а в Ираке только на арабском.
— Нам это известно. Сейчас в Ираке идет противостояние, и
каждый день погибают люди. А вам предстоит поездка на юг, в те самые районы,
где вы уже много раз бывали.
— Да, я об этом знаю. И хорошо помню свою работу.
— И вы помните, как попали под налет иранской авиации, когда
посетили район Эз-Зубайра под Басрой?
— Конечно, помню. Этот шрам у меня на всю жизнь, — показал
на свой подбородок Сеидов. — Нам тогда здорово досталось. Погибли наш водитель
и сотрудник посольства. Еще несколько человек получили тяжелые ранения.
— Вы тогда чудом спаслись и, кажется, спасли кого-то из
иракских чиновников?
— Верно. Я вытащил из-под перевернувшейся машины Фаруха
аль-Рашиди. Заместителя министра экономики Ирака. Он был в очень тяжелом
состоянии. Мы отвезли его в Басру. Я знал, что у нас одинаковые группы крови.
Очень редкие группы. У обоих была четвертая. И поэтому я отдал свою кровь
аль-Рашиди. Это его тогда и спасло.
— Правильно, — с удовлетворенным видом кивнул Богданов, — а
через некоторое время он стал послом Ирака в Англии и затем в Швейцарии.
— Возможно. Об этом я уже не знаю. Он остался жив, и мы с ним
подружились. Мы с женой часто бывали у них дома.
Богданов взглянул на Солнцева. Фархад заметил этот быстрый
взгляд. Кажется, история с ранением аль-Рашиди интересовала их более всего.
— Вы встречались с его женой и детьми? — уточнил Богданов.
— Конечно, встречались. Должен вам сказать, что те картинки,
которые вы видите по телевизору, не всегда соответствуют действительности. При
Саддаме Хусейне Ирак был светским и развитым государством. Я не скажу, что
демократическим. Это было бы неправдой. Но светским. Алкоголь продавался
повсюду в магазинах, работали бары и рестораны. А женщины и девушки носили
джинсы, мини-юбки, открытые платья и ходили без паранджи. Встречались пожилые
женщины, которые носили платки, но, в общем, там было свободно. Именно в этом вопросе.
Поэтому мы часто общались с семьей Фаруха аль-Рашиди, встречались с ними в
ресторанах и клубах. У него была очень приятная супруга. И прекрасные дочери.
Две дочери.
— У него был еще сын, — напомнил Богданов.
— Правильно. Но мы видели его не так часто. Он приехал сразу
после ранения отца. Парню было двадцать четыре года, и он как раз за два года
до этого окончил Оксфорд. Отец очень гордился сыном, мальчик окончил престижное
учебное заведение с высокими баллами, и ему предложили остаться на работе в
Великобритании. Кажется, он был физик или химик, что-то в этом роде. Очень
вежливый молодой человек. Хотя почему молодой. Ему было тогда двадцать четыре,
а мне только двадцать шесть. Небольшая разница. Но из-за того, что я дружил с
его отцом и был руководителем проекта, он называл меня на «вы». Кроме того, я
спас его отца, вытащив из разбитой машины и отдав ему свою кровь. Поэтому он
так уважительно ко мне и относился. И еще один фактор, но это уже чисто личное.
Все иракцы ко мне относились несколько иначе, чем к остальным членам нашей
делегации.
Богданов снова взглянул на Солнцева, и тот кивнул,
подтверждая эти слова.
— Из-за вашей фамилии, — понял Богданов.
— Конечно. Мой дед был священнослужителем, которого
расстреляли в тридцать седьмом. Мир-Джафар Сеидов. Мой отец Мир-Касум Сеидов
был историком, преподавал в университете, а я считаюсь представителем семьи
Сеидовых, то есть «сеидов», потомков самого пророка Мухаммеда. Наша семья из
Агдама, это в Карабахе, там было селение Сеидли, откуда пошли семьи Мусави и
Сеидовых. Моя фамилия сразу привлекает внимание в любом мусульманском
государстве, ведь «сеиды» — это потомки самого пророка, члены одной большой
семьи.
— Очевидно, это сыграло роль, когда выбирали, кого послать в
качестве руководителя проекта в Ирак, — заметил Богданов.
— Абсолютно не играло, — возразил Фархад. — Это в Ираке я
был представителем семьи «сеидов». А в тогдашнем Азербайджане я был всего лишь
молодым ученым, который должен был на практике проверить свои научные
изыскания. Моя фамилия и мой расстрелянный дед скорее играли против меня, чем
за меня. Но учтите, что даже тогда не так много было желающих отправляться в
воюющий Ирак. Все выбирали гораздо более спокойные арабские страны, где можно
было заработать себе на «Волгу» и привезти домой валюту. А мне было интересно
прежде всего проверить обоснованность моих теоретических изысканий на практике.
И поэтому отправили меня.
— Вы много раз встречались с ним?
— Вы имеете в виду самого Фаруха или его сына?
— Нет, я спрашиваю про его сына.
— Первые полтора месяца он жил в доме своего отца и каждый
день навещал его в больнице. Пока отец не выписался. Должен сказать, что
уважение и любовь к родителям — отличительные качества лучших семей Багдада.
Слово отца считалось непререкаемым законом, а к матерям там относились как к
святым, с особым почитанием.
— Потом младший аль-Рашиди вернулся в Лондон?
— Да, вернулся. Но он приезжал еще два или три раза, пока я
был в Ираке. И каждый раз отец с гордостью рассказывал мне об успехах своего
сына.
— Вы знали, что Фарух аль-Рашиди умер четыре года назад?
— Нет, не знал. Как он умер?
— В своем доме в Базеле. Ему было шестьдесят восемь.
— Я не знал. Жаль, он был очень неплохим человеком. Но,
наверное, после падения режима Саддама Хусейна ему пришлось эмигрировать. Ведь
при Саддаме он был высокопоставленным чиновником.
