Легко взбежав по лесенке, Уильям осмотрелся. Крепостной двор колыхался от вооруженных людей, сидящих верхом на лошадях. Он заметил своего отца, Реймонда и еще одного человека. Предводителя — огромного, отважного, который выкрикивал команды, направляя ход сражения.
Кто это?
У Уильяма не было времени, чтобы остановиться и спросить. Почувствовав возбуждение, он бросился к центральной башне, понимая, что найдет Николаса там.
Оборона замка строилась в расчете на его положение на утесах. Внешняя стена нависала почти что над обрывом, окружавшим замок с трех сторон; башня с воротами выходила на равнину. Внутри стен замка, вокруг центральной башни, был только один крепостной двор, и Уильям с мрачным удовольствием улыбнулся, когда обнаружил, что дверь в центральную башню раскрыта.
Наверно, это должно было его насторожить, однако он знал, что Николас — дрянной стратег, жалкая карикатура на рыцаря и никогда бы не стал планировать сражение с противником внутри крепостных стен. Все его солдаты сражались у ворот; абсолютно все. Уильям видел густой поток наемников, лившийся из центральной башни. Только Николас трусливо спрятался там, окружив себя оружием, овладеть которым в свое время не обеспокоился; оружием, которое его не спасет.
Уильям вошел в центральную башню и посмотрел по сторонам. Из-за резкого перехода от света к темноте зрению приспособиться было трудно, однако в вестибюле никто не притаился. Ступая неслышно, Уильям взобрался по лестнице наверх с мечом наготове. Прежде чем войти в большой зал, он замер и прислушался.
Ничего. Тишину нарушал только грохот сражения за стенами.
Он широкими шагами прошел в помещение. В очаге пылал огонь, стол был накрыт к ужину, но не было ни одной живой души. Все слуги, все обитатели замка исчезли.
Но Николас никуда не девался. Инстинктивно Уильям ощущал его в центральной башне. Вход в подвал притягивал его, как магнит; это был одновременно и вход в темницу, и единственная оставшаяся надежда Николаса. Уильям понимал, что Николас хотел понадежнее содержать заключенных, за которых рассчитывал получить выкуп.
Неужели Николас уже обнаружил, что пойманные им птички вырвались из клетки?
Уильям медленными шагами начал спускаться в сумеречный подвал. Тусклое освещение давал лишь одинокий факел. Люк, который запирал темницу, был расположен прямо у основания винтовой лестницы, и Уильям прислушался, не захлопнется ли он. Но ничего не происходило, и Уильям впервые заподозрил, что Николас действительно притаился где-то там.
Есть ли у Николаса потайной ход? Не проскользнул ли он через заднюю дверь? Или спустился в темницу и обнаружил там их лаз?
Уильям вспомнил их восхождение на скалу и весьма зловеще улыбнулся. Это, подумал он, будет достойная расплата.
Но, завернув за угол, он лицом к лицу столкнулся со своей судьбой.
— Наконец-то, — произнес он, сверкнув зубами сквозь бороду.
— Действительно, наконец-то.
Николас, поднял меч и направил его на горло Уильяма.
— На этот раз я прикончу тебя. Видишь, у меня преимущество.
На Николасе сверкала кольчуга. Меч его на добрую половину был длиннее меча Уильяма. Пояс провисал от двойной тяжести булавы и кинжала, а в руках он держал щит, который закрывал его от колен до шеи.
Уильям громко расхохотался.
— Достоинства мужчины не в оружии, — съязвил он, — а в мастерстве.
— В таком случае я обречен на победу, — слишком быстро ответил Николас.
Уильям хмыкнул.
— Я мог бы побить тебя, стоя по колено в ведре и по щиколотку в роднике.
Острие меча Николаса слегка дрогнуло.
— Весьма вероятно. Если бы у тебя был щит.
Его притворное сочувствие заставило Уильяма стиснуть зубы.
— Я взобрался на утес, который защищает этот замок. Отчего же ты думаешь, что я не достану щит, если мне таковой потребуется? Щитом, который я отбил до этого, сейчас заклинило механизм, открывающий ворота, я удачно распорядился своим приобретением. Так что сейчас я бы на твоем месте побеспокоился о собственном положении.
— Почему же?
— Эта лестница огибает стену таким образом, что преимущество оказывается на стороне того, кто держит меч в правой руке и защищается, стоя наверху. Понимаешь? Я — правша.
Уильям с ликованием свободно размахнулся клинком.
— Я нахожусь сверху. Так что преимущество на моей стороне.
Николас ухмыльнулся, показав коричневые корни сгнивших зубов.
— А я левша, и, следовательно, сражаться со мной нелегко.
Он также взмахнул мечом, показывая, что ему не надо опасаться стены.
— Поэтому преимущество на моей стороне.
— Левша, благодаря сломанной руке, — напомнил Уильям. — Тебе надо было больше тренироваться в те времена, когда ты был оруженосцем.
Он пожал плечами с едва заметной галантностью, и Николас сделал выпад.
Уильям без труда уклонился.
— Решил потренироваться теперь? — спросил он скучающим тоном.
Николас застыл, тяжело дыша и напряженно соображая. Соскользнув на несколько ступеней ниже, он насмешливо заявил:
— На твоем месте я бы держался с почтением. В последний раз, когда я тренировался на тебе, ты был слеп уже несколько месяцев.
— Так это ты ударил меня?
Пораженный Уильям поразмыслил над этим и затем покачал головой.
— Нет, тебя даже не было в том сражении.
— Ты участвовал в том сражении из-за меня. Я подстроил это. Я подстроил все.
Нотки гордости в голосе Николаса заставили Уильяма по достоинству оценить выраженное им презрение.
— Это как же так?
— Я уговорил твоего соседа… как, бишь, его звали?
— Сэр Доннелл.
— Я сказал этому старому ослу сэру Доннелу, что ты занят другими делами и что он может отобрать у тебя твои земли, а к тому времени, как ты это обнаружишь, дело будет сделано. Я знал, что ты примчишься туда, я знал, что ты нападешь, и я знал, что смогу надеть шлем, который защитит все мое лицо.
— Трудно сражаться в шлеме, который сокращает тебе обзор, — заметил Уильям, все еще не вполне веря ему.
— А я и не сражался. Я просто подскакал к тебе сзади да и…
— Ты не сражаешься. Ты играешь в грязные, закулисные, коварные игры.
— Игры, платой в которых является смерть.
Хорошо натренированным ударом Уильям сделал выпад и нанес Николасу удар по запястью руки, в которой тот держал свой меч. Отступив назад с оскорбительной неторопливостью, Уильям смотрел, как Николас стоял и стряхивал капли крови с руки.
— Теперь ты будешь играть в мои игры, — тихо произнес Уильям.
