— Сэр, — произнес Томпсон едва слышным голосом, — сэр, я ему не сказал.
— Я это знаю, — ответил Рауль, наклонившись к нему через стол.
— Я хотел сказать ему. Об оружии в подземелье. О подготовке и ваших планах. Но я все думал о вас. О том, как ваш отец бил вас, когда вы были мальчиком. И о том, как я бил вас по его приказу. И я подумал, что если вы, маленький мальчик, смогли вынести это, то и я смогу.
Томпсон попытался улыбнуться. Передние зубы у него были выбиты.
Чтобы обезобразить его лицо, Жан-Пьер воспользовался рукояткой пистолета.
Вернулась Виктория. Она принесла кувшин и бинты, положив все это рядом с Айзбой Хавьерой.
— Чем я могу помочь? — спросила она.
— Приготовьте лауданум, — сказала Хейда. — У него вывихнуты обе руки. Придется вправлять их на место.
Виктория снова исчезла, но на этот раз Рауль знал, что она не убегает. Она не боялась ужасов, с которыми пришлось столкнуться. Она отнесется к ним с присущим ей мужеством.
— Идем, — сказал Данел, положив руку на плечо Рауля. — Здесь мы ничем не сможем помочь.
Рауль подошел вместе с Данелом к окну и посмотрел вниз на своих людей, собравшихся во внутреннем дворе, которые разговаривали, яростно жестикулируя.
— Скоро ли мы сможем подготовить эту революцию совместными усилиями?
Прошло пять дней после начала учений.
В замке было тихо. Воины Рауля и Данела ушли на учения: они работали вместе, ели вместе, сражались вместе.
Детей увели поглубже в лес, чтобы они не оказались на линии огня. Амайя умоляла разрешить ей отправиться с ними, чтобы готовить им еду.
Если не считать Томпсона, прикованного к постели, и нескольких слуг, Виктория и Хейда остались в замке одни. Но они не сидели без дела: чистили шкафы, перетряхивали постели в спальнях, подрубали шторы, чинили гобелены, то есть делали все, что угодно, лишь бы не думать о революции, битвах, увечьях и смертях, которые происходят там, за стенами замка, пока они сидят здесь в полной безопасности.
Безопасность Виктории гарантировал также тот факт, что она была англичанкой, никогда не обучавшейся искусству ведения боевых действий.
Хейда была в безопасности, потому что ее тело было изуродовано де Гиньярами и она не могла сражаться.
Обе они себя не помнили от ужаса. Они знали единственный способ не думать о грядущих событиях — делать уборку и занимались этим.
В ясную погоду они выбивали ковры и гобелены, так что не оставалось ни пылинки, и мыли окна уксусом, разбавленным водой. Когда было сыро, они чистили комнаты на верхних этажах, в которых, как подозревала Виктория, уборка не делалась в течение нескольких поколений. В тот день, когда за окном моросил дождь, и все было серым, они забрались на чердак в поисках чего-нибудь такого, что можно было бы повесить на стену, чтобы избавиться от ощущения гулкой пустоты на верхней галерее. Они просмотрели скатки старых ковров и сложенные старые шторы.
Виктория опустошила шкаф, протерла его и принялась складывать простыни и одеяла, возвращая их на полки и разговаривая при этом вслух сама с собой:
— Я должна уехать… Рауль сказал… мистер Лоренс сказал, что как только начнется революция, он отошлет меня отсюда.
— Значит, вы должны уехать, — сказала Хейда, которая просматривала содержимое сундуков, стоявших возле стены.
Вытащив старую одежду, старые шляпы и обувь, она кое-что оставила, а остальное бросила на кучу тряпья.
— Но я обещала попрощаться с ним перед отъездом, — сказала Виктория и, закончив складывать белье, закрыла дверцу шкафа.
— Вы могли бы написать ему прощальное письмо.
— Да, могла бы.
— А я бы его доставила.
— Правда?
Виктория с некоторым удивлением посмотрела на Хейду. Ах, она, перебежчица!
— Конечно, правда. Вы моя хозяйка. Я живу, чтобы служить вам.
— Ты говоришь это с сарказмом.
— Нет, нет. Я говорю совершенно искренне.
Оказавшись в одинаковом положении, они очень подружились.
Но Виктория слишком хорошо знала Хейду. Она хотела, чтобы Виктория думала о Рауле, чтобы она горевала о нем, мучилась и чтобы желала остаться здесь до тех пор, пока он сам ее не отпустит.
А Виктория твердо решила уехать, как только узнает, что он остался жив после этой своей проклятой революции.
За окнами завывал ветер. Виктория и Хейда с тревогой думали о своих товарищах, которым негде укрыться в такую сильную бурю, и с каждым раскатом грома все сильнее испытывали чувство вины перед ними.
Хейда, ухватившись за ручку следующего сундука, попыталась подтащить его к окну, но не смогла.
— Он слишком тяжелый, — сказала она.
Виктория без возражений взялась за тяжелый сундук.
— Позволь, я сделаю это, — сказала она.
Однако сдвинуть сундук с места не смогла.
Хейда подошла с другой стороны и пыталась толкать сундук, когда Виктория его тянула на себя.
Сундук скрипел, но почти не двигался.
— Что в нем такое? — спросила Виктория. — Золотые слитки?
Обе женщины посмотрели на большой замок, висевший на сундуке, и взглянули друг на друга.
Викторию охватило возбуждение.
Золотые слитки? Сокровище? Неужели это правда?
Хейда позвенела большой связкой ключей, висевшей у нее на поясе.
— Ты сможешь отпереть замок? — спросила Виктория.
— В руках мастера один из этих ключей отопрет его. А я мастер.
— Приятно слышать.
Превозмогая боль, Хейда опустилась на пол. Встав перед сундуком на колени, она стала пробовать ключи один за другим. Дважды она прекращала работу, пыталась повернуть ключ, но потом качала головой и переходила к следующему.
Только седьмой ключ издал щелчок. Замок открылся, и Хейда с победоносным видом улыбнулась Виктории.
Они вместе подняли крышку и заглянули внутрь. Сверху находились письменные принадлежности — перо, перочинный нож, чернила и бумага, лежавшие на портативной конторке.
Виктория подняла все это и отложила в сторону.
Под ними лежали аккуратно сложенные мужская сорочка, брюки, пиджак и начищенные штиблеты из блестящей черной кожи. Одежда была изготовлена по последней моде из самого лучшего материала самым лучшим портным… По спине Виктории пробежал холодок предчувствия. Хейда убрала одежду, а под ней… даже при тусклом свете их глаза ослепил блеск золота.
Монеты… сотни монет.
Виктория поднесла к глазам одну из них.
