Виктория глазам своим не верила, наблюдая этот парад.
Рауль шепнул ей на ухо:
— У Данела среди женщин репутация великого и неутомимого любовника.
Рассказывая, он называл вещи своими именами, и это очень смущало Викторию, однако она все же спросила:
— И это все, кто у него есть?
— Возможно, после того как я заснул, там побывали и другие.
— Это его… — Виктория неуклюже замялась, не зная, как сформулировать вопрос. — Я хотела спросить, женат ли он на ком-нибудь из них?
Рауль презрительно фыркнул.
— В Морикадии мужчине разрешается иметь только одну жену. Но если он уговорит женщин посещать его палатку, их может быть неограниченное количество. По крайней мере, мне так кажется. Лично мне не было нужно более одной женщины за один раз.
— Это хорошо.
Она понимала, что сейчас, когда они лежали, прижавшись друг к другу, его интересовала только она. Но это также смущало и возбуждало, потому что они не могли сейчас заниматься любовью.
— Меня интересуешь только ты, — сказал он.
— Это мне очень льстит, — сказала она в ответ, ни капельки не поверив ему: ведь как-никак, когда закончится революция, она покинет Морикадию навсегда.
Но ей было приятно получить его заверения в том, что пока она здесь, он не станет приглашать в свою палатку других женщин.
— Пора, любовнички! — заорал Данел. По утрам он, кажется, говорил еще громче, чем обычно. — Проснитесь и воссияйте. Нам нужно выполнить одну церемонию!
Его слова как будто послужили сигналом, и жизнь в лагере забурлила и стала более деловой и веселой. Каждый шумно и весело выполнял свое дело. Мужчины поддразнивали женщин, женщины подзадоривали мужчин. Виктория почти не понимала, о чем они говорили, и могла лишь догадываться по интонации.
Сев, она взглянула на Рауля.
Как и она, он был все еще одет, но если она чувствовала себя грязной и невыспавшейся, то он в отличие от нее совсем не выглядел сонным, а встречал грядущий день ясным взглядом. Даже его непричесанные волосы поблескивали в лучах восходящего солнца.
— Что происходит? — заволновалась она.
— Мы снова передаем право собственности на тебя от Данела…
— Что еще за право собственности?
— Он взял тебя в плен. Ты спала в его палатке. Значит, ты принадлежишь ему.
— Но его там не было! — почти крикнула она.
— Я это знаю, — сказал Рауль, пожимая плечами. — Но не я устанавливаю правила. Придется нам устроить церемонию.
— Помилосердствуй! Это абсолютно непристойно и вызывает раздражение.
Она собрала волосы и, перекинув их через плечо, кое-как заплела косу и завязала ее.
Рауль подергал ее за кончик косы.
— Разве ты не хочешь быть моей?
— Значит, сейчас я принадлежу ему? — спросила Виктория, указав на Данела.
— Правильно.
— В таком случае я хочу быть твоей. В какое время ты ложишься спать?
— Типичный вопрос жены, обращенный к мужу.
Виктория уставилась на Рауля, потрясенная его замечанием насчет жены.
Он пожал плечами:
— Здесь нет часов. Но думаю, что поздно — глубоко за полночь.
Ее возмутило, что он осмелился приравнять ее к жене — человеку, занимающему постоянное место в его жизни, а также тот факт, что он так хорошо выглядит, проспав так мало.
— Благодаря тебе и твоему своевременному вмешательству, — добавил он, погладив ее предплечье, — нам с Данелом пришлось о многом поговорить.
Она растаяла от его похвалы.
— Значит, вы урегулировали свои разногласия?
— Мы скоординируем наши усилия, чтобы сбросить режим де Гиньяров. Он будет командовать армией. А я — сидеть на троне.
— Именно так и должно быть.
Он поймал ее за руку.
— Скажи мне кое-что еще. Тебе когда-нибудь приходилось обращаться с мечом?
— Нет. Тебе повезло, что я не отрубила тебе руку, — сказала она, с удовольствием заметив, что он побледнел.
Отойдя в сторону, она оправила на себе одежду.
— Ну, живо! — жестом поманила Викторию Селеста. — Мы все идем мыться!
— Слава Богу!
Виктория была благодарна возможности убежать от Рауля. Она нашла свою помятую соломенную шляпку и торопливо пошла следом за Селестой.
Судя по всему, их группа включала всех женщин, проживающих в лагере. Те, что помоложе, бежали впереди. Старые женщины плелись сзади. Но все они хохотали, перекликались и пребывали в приподнятом настроении, что вновь заставило Викторию пожелать научиться лучше понимать их язык. Ей хотелось присоединиться к разговору, тем более что, как ей показалось, они говорили о ней.
Она не понимала, почему это так. Да, она была отклонением от нормы среди этих темноволосых темноглазых людей, но их интерес, кажется, объяснялся не только этим. Они не проявляли неуважения, а лишь добродушно подтрунивали над ней.
Может быть, они подсмеивались над тем, как она размахивала вчера мечом. Возможно, это объяснялось ее связью с их будущим королем? Но как бы то ни было, она могла только идти вместе с ними, улыбаться и кивать.
Вдруг перед Викторией открылась великолепная панорама. Она остановилась, замерев от благоговения и удовольствия.
Еще никогда в жизни она не видела такого не тронутого цивилизацией и великолепного места. Возле голого скалистого утеса, вырисовывающегося на фоне синего неба, лежало небольшое горное озеро с прозрачной водой. Водопады, пенясь, наполняли озеро, а на полпути до поверхности на утесе стояла олениха с двумя оленятами, изумленно наблюдавшими за тем, как девушки, сняв одежду, ныряли в воду нагими, словно Ева.
Судя по тому, как они визжали, Виктория поняла, что вода ледяная, и надеялась, что женщины старшего возраста проявят большую умеренность, совершая свои омовения.
Она так думала, пока женщины все вместе не принялись ее раздевать.
— Нет, нет, — отбивалась от них Виктория. — Я могу раздеться сама.
Они лишь смеялись и продолжали стягивать с нее одежду.
— Ну, хватит, — сказала она строгим голосом гувернантки. — Я не маленькая девочка, которой нужна помощь.
Наконец она осталась такой же голой, как они, только гораздо более смущенной. И вынуждена была, как и все, прыгнуть со скалы в воду.
Вынырнув на поверхность, Виктория непроизвольно громко взвизгнула. Было ужасно холодно. Казалось, что от холода плоть отделяется от костей. Селеста окликнула ее по имени и что-то бросила ей. Это был кусок французского мыла с лавандовым запахом, который где угодно является роскошью, а здесь был просто… чудом.
