Он намеревался соблазнить Викторию, а не завязывать с ней романтические отношения, не влюбляться… Ему предстояло обеспечить победу революции. На любовь у него не было времени.
— Сэр… — окликнул его Томпсон, озадаченный затянувшимся молчанием Рауля.
— Пока я продолжаю появляться в игорных домах и водолечебных заведениях, мне удается отвлекать на себя внимание Жан-Пьера, — сказал Рауль, положив руку на плечо Томпсона. — Тогда он не замечает ни шпионов, которых я разместил в отелях и во дворце, ни звуков выстрелов в самых отдаленных частях леса.
— Надеюсь, вы правы, сэр.
— Осталось уже недолго, Томпсон. Мы уже почти готовы, — сказал Рауль, поднимаясь по лестнице.
— Сэр! — воскликнул Томпсон. Беспокойство в его голосе заставило Рауля остановиться. — Мисс Кардифф просила меня не говорить вам о классе, который вы дали ей для обучения, но прошла уже неделя, а положение так и не изменилось в лучшую сторону.
— У нее проблемы? — Раулю с трудом в это верилось.
— С вашего позволения, я сдержу свое обещание и не скажу вам. Лучше я покажу это вам, — сказал Томпсон и жестом пригласил Рауля следовать за ним.
Они подошли к входу в главный холл и остановились за стеной, откуда были слышны голоса — множество голосов, разговаривающих по-морикадийски. Потом послышался голос Виктории:
— Я пока еще не понимаю всего, что вы говорите на своем языке, но я подозреваю, что вы это знаете.
Ей ответил Просперо:
— Вы должны поскорее научиться. Мы же все знаем английский язык. Нам пришлось выучить его, чтобы обслуживать туристов, которые приезжают сюда и считают нас невежественными людьми.
— Мне жаль, что английские туристы считают вас невежественными людьми. Это глупо с их стороны. Но это не устраняет необходимость научиться правилам поведения, которые удовлетворяли бы людей любой национальности, — сказала в ответ Виктория.
Просперо расхохотался:
— У нас свои правила поведения. Они нас вполне устраивают.
Выглянув из-за угла, Рауль окинул взглядом главный холл. То, как сидели, стояли, разговаривали и смеялись его люди, было похоже на сборище стаи волков, наметивших жертву для убийства. И этой жертвой была Виктория. Она тоже это знала, но стояла перед ними, расправив плечи, не отступая и не сдаваясь, а упорно продолжая выполнять задачу, которую он перед ней поставил.
— Она вообще ничему не смогла их научить? — спросил Рауль, повернувшись к Томпсону.
— Сначала все ополчились против нее.
— Потому что она нагрубила Просперо?
— Никто не любит изменений. А поскольку изменениям все равно предстоит произойти, проще всего обвинить во всем мисс Кардифф.
— А как насчет женщин? Почему они ее не поддержали? Почему ее не поддержала Хейда?
Томпсон замялся.
— Потому что у нее здесь нет власти. По правде говоря… мне кажется, что проблему эту создали прежде всего женщины.
— Женщины?! За что же женщины могли невзлюбить Викторию? Тем более после того, как вчера вечером она выступала в защиту их прав?
— Они ее презирают. Презирают ее, потому что — извините, сэр, но я лишь повторяю то, что случайно услышал: «Она ничтожество, а не женщина».
Рауль почувствовал себя так, словно оказался в незнакомых лесных дебрях, где его подстерегают всяческие опасности.
— Почему они так говорят?
— Она спит в вашей спальне, но вы ее не хотите, — смущаясь сказал Томпсон.
— Что-о?
— Им известно, что между вами ничего нет.
В другое время Рауль посмеялся бы над словами Томпсона, но сейчас ему было не до смеха.
— Откуда им это известно?
— Люди судят об этом по вашему настроению.
— При чем здесь мое настроение? — удивился Рауль.
— Они знают… То есть они считают, что если мисс Кардифф будет доставлять вам радость, у вас улучшится настроение.
— Боже милосердный, да они просто сборище сплетников! — воскликнул Рауль. — Мисс Кардифф просила, чтобы ты не говорил мне о возникших у нее проблемах?
— Именно так. Она сказала, что либо заставит их уважать себя, либо нет, но сделает это сама. Я думаю, что гордость не позволит ей попросить у вас помощи.
Рауль взъерошил пятерней волосы и крепко задумался.
— В таком случае я пока не стану вмешиваться. Откровенно говоря, Томпсон, я поддержу мисс Кардифф в любой борьбе, — сказал он, направляясь к черной лестнице. Возле двери он оглянулся: — Я имею в виду любую борьбу, в которой я не являюсь ее противником.
Сегодня все будет по-другому.
Сегодня Виктория была твердо намерена найти правильные слова, которые заставят людей Рауля осознать важность ее задачи. Сегодня была своего рода дата: она прожила в обветшавшем замке Рауля уже десять дней и, наблюдая за воинами мужского и женского пола, поглощавшими свой обед, отрыгивая и почесываясь, все больше и больше убеждалась в том, что они отчаянно нуждаются в ее помощи.
Но самое главное, ей хотелось посмотреть в глаза Раулю при свете дня и сказать, что она с успехом начала выполнять задачу, которую он на нее возложил. О том, что это может не получиться, она и думать не желала.
Виктория взглянула на Просперо: если она победит его, то победит всех.
— Сегодня мы будем учиться приветствовать друг друга и есть при помощи вилок.
Просперо, раскачивавшийся на своем стуле с кубком эля в руке, громко спросил:
— Зачем нам учиться всем этим вещам, которым вы придаете такое большое значение? Они никому не нужны, а для нас главное — победить в революции!
Виктория подождала, пока затихнет одобрительный шум.
— Потому что, Просперо, ваша революция, начавшись, закончится или победой, или поражением в течение нескольких дней, самое большее — недели. А если вы победите, ваш король займет свое место во дворце, и вы будете его придворными. К вам будет приковано внимание всего мира. И вам нельзя будет ударить в грязь лицом. Вы просто не имеете права показать себя дикарями.
— Мы вежливые люди, — с воинственным видом заявил Просперо.
Виктория чуть не рассмеялась, настолько парадоксально звучали эти слова из уст Просперо. Но она понимала его и его гордость.
— Конечно, у вас имеется грубая вежливость. — Она повысила голос, чтобы его услышали даже в самых дальних уголках главного холла. — Но причина, по которой вы готовы умереть за дело революции, за вашего короля, заключается в том, что вы понимаете, что ваша жизнь настолько жестокая и отсталая, что ни у вас, ни у ваших детей нет иного шанса, кроме как оставаться здесь. Если вы поедете в Италию, Францию или Данию, вы будете выглядеть как крестьяне, которых перенесли на тысячу лет в будущее и поместили в современном мире. В Англии, Испании, Пруссии, например, есть газеты. У них есть железные дороги. Откуда вам знать, как вести себя в поезде? Вы и понятия об этом не имеете. Учитесь тому, чему я могу научить вас, если не ради себя, то ради своих детей и вашего короля.
