Он не ответил.
Виктория даже не вскрикнула. Пропади она пропадом эта ее английская сдержанность.
Лошадь стала взбираться по склону горы, и Виктория почувствовала, как животное напряглось. Стало холоднее, ветер в ветвях деревьев шумел, навевая тоску, но она так и не услышала человеческого голоса.
Они находились в какой-то глуши, вдали от цивилизации.
Спина у нее болела. Юбки развевались на ветру. Она ничего не видела. Ей было страшно. Как будто почувствовав это, ее похититель поддержал спину, но Виктория не позволила себе расслабиться.
Она была англичанкой. А англичанки не принимают помощи от похитителей.
Прошли еще полчаса, и они показались вечностью. Наконец Виктория услышала окликнувший их мужской голос.
Говорили по-морикадийски.
Она впервые вспомнила, что ее похититель говорил с ней по-английски.
Может, он англичанин?
Нет. Ни один англичанин не станет так позорно вести себя. Ни один англичанин, кроме…
Нет, это абсолютно невероятно.
Копыта лошади застучали о камень, и звук этот отозвался эхом.
Послышались голоса мужчин и женщин. Все они говорили по-морикадийски. Сквозь ткань Виктория увидела свет, и у нее учащенно забилось сердце.
Лошадь замедлила шаг. Всадник спешился, снял ее с лошади и понес внутрь здания. Миновав какую-то комнату, наполненную людьми, он поднялся по ступенькам лестницы и прошел вдоль чередующихся участков света и тьмы. Свернув в сторону, он как будто вошел в какую-то дверь. Сквозь ткань проник свет. Раздался женский голос, сказавший нечто такое, что заслужило его одобрительное ворчание.
И наконец — наконец-то! — он поставил Викторию на ноги и отступил в сторону.
Она возмущенно сорвала мешок со своей головы и быстро осмотрелась.
Она оказалась в убого обставленной спальне. В камине горел огонь. Здесь стояли деревянный стул и короткая софа. Кувшин с водой и таз. Поднос с едой и вином на маленьком столике.
Виктория быстро повернулась к тяжелой деревянной двери и увидела, что та закрывается. Она бросилась к двери, но, услышав звук поворачиваемого в замке ключа, поняла, что ее заперли.
Ей стало еще страшнее, когда она увидела разложенные на постели ее собственные платья.
Ее похитили.
Звук ключа, поворачиваемого в замке, разбудил Викторию от глубокого сна. Первое, что она увидела, — это яркое морикадийское солнце, бьющее в окно, и Рауль Лоренс, входивший в дверь ее тюрьмы.
Виктория села на короткой софе и, поморгав, сердито произнесла:
— Вы!
— Очень красноречиво, мисс Кардифф!
Он поклонился.
Она была вне себя от возмущения.
— Должна признаться, что на какое-то мгновение я заподозрила вас, но потом подумала, что ни один англичанин не осмелится похитить женщину.
— Вы ошибаетесь по двум пунктам.
— По двум?
Она, должно быть, еще не проснулась, потому что не имела ни малейшего понятия, что он имеет в виду.
— Англичане ничем не отличаются от других людей, тем более, когда речь идет о возможности получения такого красивого и драгоценного приза, как вы. — Рауль прошелся по комнате, развязывая на ходу галстук. — К тому же я не англичанин. Я морикадиец. Морикадийский принц. И вы об этом по глупости рассказали в гостиничном номере своего работодателя. Я наследник морикадийского трона.
— Откуда вы знаете, что я это сказала? Значит, вы похитили меня из-за того, что я сказала, что вы принц?
— Да.
— Значит, из-за этого девушка уронила посуду? — спросила Виктория.
— Да.
— И взяла мою одежду?
Она захватила не только одежду, но и нижнее белье, которое Виктория обнаружила аккуратно сложенным в ящике комода.
Рауль бросил галстук на пол.
— Я подумал, что вам могут потребоваться все эти женские причиндалы.
— И вы организовали все это, потому что полагаете, будто кому-то совсем не безразлично, что вы являетесь наследником морикадийского трона?
Схватив Викторию за предплечья, Рауль наклонился над ней.
— Я сделал все, что в моих силах, чтобы скрыть правду от тиранов, которые подвергнут меня пыткам, убьют меня, а потом привяжут мое бездыханное тело к моим же лошадям, чтобы те таскали мой труп по улицам Тонагры. Я же не хочу упустить шанс освободить свой народ от угнетения из-за того, что одна англичанка, которая может испортить все мои планы, не умеет держать язык за зубами.
Ушам своим не веря, Виктория сердито уставилась на Рауля.
У него было серьезное выражение лица, зеленые глаза сверкали, а то, как он держал ее, напомнило те мгновения на балконе в доме Гримсборо, когда ей показалось, что он может сбросить ее вниз.
Что он за человек? Она едва его знала — но в данный момент он ее пугал.
Приподняв подбородок, она отчетливо произнесла:
— Власти заподозрят вас в организации беспорядков прошлой ночью.
— Вот в этом вы ошибаетесь. — Он расслабился, но не отпустил ее. — Я был на вечеринке. Разве меня не видели? Я танцевал с бельгийской наследницей, когда началась заварушка. Меня вытолкнули из комнаты, и я побежал, как и многие другие мужчины и женщины. Проплутав часа два в темноте, я вернулся в бальный зал и предложил свою помощь в поимке мятежников. Меня сразу поправили: это были не мятежники, а всего лишь молодые иностранцы, сыгравшие грубую шутку. Я помогал допрашивать слуг и вздрагивал при каждом громком звуке. Потом я извинился и сказал Жан-Пьеру де Гиньяру, что намерен поохотиться недельку, улыбнулся и поехал домой.
— Но… это не вся правда!
— Однако никто другой не выглядит таким ни в чем не повинным и таким трусоватым, как я.
Он предусмотрел все. Буквально все! Этот мужчина был умен и опасен, и ей не следовало забывать об этом.
— Что вы имели в виду, назвав меня «красивым и драгоценным призом»? — спросила она.
Почему изо всех глупых вопросов, которые она могла задать, именно этот слетел с ее языка?
Ей показалось, что она услышала, как он скрипнул зубами.
— Вы красивы. И вы это знаете.
— У меня самая заурядная внешность, — поправила она его. — И я уже достигла возраста старой девы.
Он фыркнул.
— Вы приближаетесь к возрасту, когда перестаете быть наивной дурочкой. Вы женщина, причем чертовски красивая. Какой-нибудь мужчина, если бы у него были подобные намерения, мог бы предложить вас средиземноморским пиратам и продать за кругленькую сумму. Полагаю, вы все еще девственница?
