Мы вернулись к машине, Марк Сергеевич повел автомобиль в
сторону дома, но мне, признаться, было не интересно, куда и зачем мы едем. Я
продолжала размышлять над словами Разина, и чем дольше размышляла, тем
неприятнее и тоскливее становилось на душе. Вдруг вспомнила похороны отца. Мы
ехали на автобусе, гроб стоял возле моих ног. Отца я никогда не видела ни
живым, ни мертвым (хоронили его в закрытом гробу), оттого происходящее казалось
игрой. Я так и не поняла, что отец умер, для меня «смерть», «похороны» — были
ничего не значащими словами, ведь я была совсем маленькой и отца практически не
знала. Я лишь слышала о нем от мамы и бабушки, и мне казалось, что любой отец
должен находиться где-то далеко, его все любят, ждут, но его не может быть
рядом. Поэтому в детском саду я так удивлялась, когда за другими детьми
приходили отцы. И его смерть ничего не изменила в моей жизни: он опять ушел,
теперь уже навсегда. Бабушка плакала, сидя рядом со мной, а мама хмурилась и
молчала. Мы были втроем, это я помню совершенно точно. На кладбище, конечно,
были еще люди, те, что помогали с похоронами, но из провожавших мы одни.
Теперь, спустя почти двадцать лет, это показалось мне странным. Впрочем, за те
пять лет, что его безуспешно искали, все свыклись с его гибелью, а для бабушки
и мамы, наверное, было проще никому ничего не сообщать. И все-таки что-то
сейчас беспокоило меня, заставляя до боли сжимать руки.
Из глубокого раздумья меня вывел Прохоров.
— Похоже, никто не присматривает за нами, — сказал
он. — А я был уверен, что после визита к Разину «хвост» непременно
появится. Впрочем, теперь они знают, где вас искать.
— Вот что, — неожиданно для самой себя сказала
я. — Поедем на кладбище.
— На какое кладбище?
— Где похоронен мой отец. Это недалеко от города, в
бывшем имении жены моего прапрадеда.
— Ничего не имею против, только… — Прохоров замолчал и
посмотрел с сомнением:
— Надеюсь, ваше желание, как бы это выразиться..,
н-да.., надеюсь, вы не приняли слова Разина за чистую монету? Но даже если я
ошибаюсь, что вам даст посещение могилы?
— Марк Сергеевич, помолчите, пожалуйста, —
попросила я.
— Хорошо. Говорите, куда ехать.
Конечно, он был прав. На что я надеялась, отправляясь туда?
Получить откровение? Если бы у меня были его бумага… Но теперь уже ясно: Разин
их не отдаст, и тайна так и останется тайной.
* * *
Кладбище располагалось на холме возле реки. Шоссе разрезало
деревню на равные части, от магазина шли две проселочные дороги, одна к реке, другая
мимо трех десятков домов к кладбищу. От реки вверх на холм тоже была дорога, но
далеко не каждая машина могла там проехать.
Мы свернули возле магазина, и тут Марк Сергеевич вдруг
затормозил.
— Взгляните, — сказал хмуро и кивнул в сторону
реки.
Я посмотрела в том направлении и увидела джип, петлявший по
ухабистой дороге. Джип взял левее и начал подъем. Вне всякого сомнения, путь
его лежал к кладбищу, так что предположение, что это рыбаки или припозднившиеся
отдыхающие, можно было смело отбросить.
— Вы думаете… — начала я.
— Придется идти пешком, — изрек Прохоров. —
Не стоит привлекать к себе внимание.
Он свернул в переулок, и там мы оставили машину — теперь
увидеть ее с дороги было невозможно.
Кирпичная стена, окружавшая кладбище, просела, а местами и вовсе
обрушилась. Через один из таких проломов мы и вошли на территорию. Могила отца
была ближе к краю, с той стороны, где река. Вековые деревья отбрасывали длинные
тени и были для нас надежным укрытием. Джип я не видела, но он, вне всякого
сомнения, стоял с той стороны стены. Очень скоро я заметила троих молодых
людей, которые не спеша направлялись к могиле отца. Один открыл калитку ограды
и вошел внутрь, двое других флегматично оглядывались. На могиле стоял каменный
крест с фамилией и датами. Парень присел на корточки, точно его очень
заинтересовали цветы, что росли на могиле.
— Плевое дело, — довольно громко произнес
он. — Только если бы кто спросил мое мнение…
— А тебя никто не спрашивает, — возразил
другой. — Ну, что, потопали?
И они направились к машине.
А мне вдруг вот что пришло на ум. Свято храня память о сыне,
бабуля навещала его могилу довольно редко. Обычно перед Пасхой и два-три раза
летом, чтобы навести порядок и полить цветы в засуху.
Парни исчезли в проеме ограды, а я все стояла, прислонившись
к дереву, погруженная в невеселые мысли. Послышался звук заработавшего мотора,
и вскоре я увидела джип, спускавшийся к реке.
— Занятно, что мысль посетить кладбище пришла в голову
не только вам, — подал голос Прохоров и опять как-то странно посмотрел на
меня.
Мы направились к могиле, но пробыли возле нее недолго.
Разумеется, никакого озарения на меня не снизошло, а вот беспокойство
усилилось.
— Давайте возвращаться, — кивнула я.
По дороге к машине Прохоров сказал:
— Я заметил на выезде кафе, мы могли бы перекусить там,
а потом немного отдохнуть у реки.
— Что? — Я повернулась к нему, а он усмехнулся:
— Думаю, у этого неожиданного визита должно быть
продолжение.
— Какое? — растерялась я.
— Дождемся ночи и узнаем.
— Вы считаете, они вернутся? Но зачем?
— Затрудняюсь ответить. Однако уверен, что они
проделали путь от города не для того, чтобы просто взглянуть на могилу.
Его замечание озадачило, но я больше не стала задавать
вопросов. Мы оставили машину в том же переулке и к кафе отправились пешком.
Марк Сергеевич, прежде чем выйти на шоссе, огляделся, должно быть, опасался
столкнуться с парнями на джипе.
— Я их узнала, — не удержалась я. — Именно с
ними разговаривал на рынке Матюша.
— Вас ведь это не удивило? — без особого интереса
спросил Прохоров.
— Нет. Послушайте, мы должны сообщить в милицию.
— О чем?
— Об этих типах, о Разине… И еще: этому человеку, что
вошел в его кабинет, очень подходит описание, которое дала Лапина
предполагаемому похитителю иконы и письма. Толстый, плешивый, с усами.
— Господину Мухину описание действительно подходит.
— Это был Мухин?
— Да. Николай Сергеевич Мухин. Владелец фирмы.
— Вот видите… Если именно он приезжал тогда, Лапина его
узнает.
