«На ворон, что ли, пойти взглянуть?» — подумала я и
отправилась в комнату с большой клеткой. Вороны при виде меня издали громкое
«ка-ар» и уставились не по-доброму. Мне под их взглядами сделалось не по себе,
и я поторопилась их покинуть. Покосилась на соседнюю дверь, не раздумывая,
потянула ручку на себя и оказалась в спальне. И присвистнула невольно. Красные
стены, черная мебель, потолок тоже черный, зеркальный. Забыв про то, что меня
сюда никто не приглашал, я принялась оглядываться. Большой стеллаж с
выставленными на нем фигурками из кости и камня, странного вида подсвечники и
предметы, коим я даже название подобрать не могла. Малые скульптурные формы,
одним словом.
Я повертела в руках камень черного цвета с молочными
разводами, и тут мой взгляд уперся в шкафчик, запертый на ключ. Не знаю, что на
меня нашло, рука вроде бы сама потянулась к ключу, я его повернула и открыла
дверцу. В шкафчике, напоминающем секретер, хранились какие-то бумаги, сверху
лежала фотография в рамке, вроде бы групповой портрет. Разглядеть фотографию я
не успела, потому что услышала гневный окрик:
— Какого дьявола вам здесь надо?
Я повернулась и увидела Прохорова. Физиономия его имела
такое выражение, что я посоветовала себе побыстрее провалиться сквозь землю.
— Я вас спрашиваю? — повысил он голос, хотя и до
того он звучал как раскат грома.
— Извините, — с трудом произнесла я. — Я
просто хотела… Меня поразил интерьер.
— А в моем шкафу вас что поразило?
С пунцовым лицом я бросилась мимо него, желая только одного:
поскорее покинуть квартиру. Стыд жег меня каленым железом, я была уверена, что
эту минуту буду помнить всю жизнь, так непереносимо было пережить ее.
Прохоров вдруг схватил меня за руку.
— Не сердитесь, — сказал покаянно. — Я
погорячился.
— Не стоит мне у вас оставаться, — пробормотала я,
желание бежать сломя голову лишь увеличилось. — Мне очень стыдно, и я…
— Бросьте, все в порядке. Я нервничаю оттого, что в
моем доме женщина, а я к этому не привык. Все женщины любопытны, кажется, я
забыл об этом. У меня нет секретов, можете ходить, где угодно, и делать, что
угодно, я не против.
— Мне действительно очень стыдно.., не знаю, что на
меня нашло… — пробормотала я.
— Во всем виноват я сам. Я постоянно вас раздражаю, а
вы и так в чужой квартире чувствуете себя неловко. Давайте попробуем относиться
друг к другу более.., дружески, — помедлив, нашел он слово.
— Да, конечно. Давайте попробуем.
Его покладистость удивила. А еще захотелось вернуться к
шкафчику и взглянуть, что там лежит. Документы, вот что! И любой нормальный
человек возмутится, застав кого-то постороннего, роющегося в них.
— У вас веснушки, — заявил Прохоров невпопад.
Вместо того чтобы съязвить в ответ, я уткнулась взглядом в
пол и вздохнула:
— К зиме пройдут.
— Да? — Кажется, только это его и
волновало. — И глаза у вас зеленые, точно у кошки.
— Давайте отвлечемся от моей внешности, — вяло
молвила я.
— Почему?
— Потому что я чувствую себя неловко. Разве не понятно?
— Мне нравятся ваши веснушки. И ваши глаза тоже
нравятся.
Он смотрел на меня так откровенно, что теперь не только лицо
у меня запылало — я чувствовала себя как на раскаленной сковородке. И вдруг
подумала, что атмосфера спальни весьма такому ощущению способствует. Эта
чертова кровать в трех шагах от нас наводила на греховные мысли. И тут я точно
увидела себя со стороны: уличенная едва ли не в воровстве, стою в чужой
спальне, а красавец-мужчина вешает мне на уши лапшу о моих глазах и веснушках и
смотрит так, что впору выпрыгивать из штанов. Да он просто нагло пользуется
ситуацией! Такие типы, как он…
— Простите, я, кажется, увлекся, — заявил он,
распахивая передо мной дверь.
Я надеялась, что он останется в спальне, но он пошел за
мной.
— Хотите чаю? — спросил как ни в чем не бывало.
— С удовольствием.
«Что это я болтаю?» — удивилась я.
Теперь он смотрел внимательно и ласково, как заботливый
родитель на затемпературившее чадо, и это раздражало даже больше. Но я
вспомнила наш уговор относиться друг к другу дружески и решила рта не
раскрывать. Налив мне чаю, Прохоров уткнулся в газету, но я чувствовала: он
наблюдает за мной. Чтобы избавиться от его взгляда, я тоже схватила газету и
принялась изучать объявления, которые, понятное дело, мне были так же интересны,
как прошлогодний снег. И вдруг… «Куплю подшивку журнала „Следопыт“ или
отдельные номера за…» Далее был указан год — тот самый, где в мартовском номере
напечатана статья Ильина. Я уставилась в колонку объявлений, решив, что у меня
глюки. Ничего подобного: объявление не исчезло, оно было забрано в рамку, чтобы
выделяться на фоне других, оттого я и обратила на него внимание, —
Невероятно, — пробормотала я.
— Что вы сказали? — поднял голову Прохоров.
— Взгляните, — вскочила я и протянула ему газету,
ткнув пальцем в объявление.
Он прочитал и усмехнулся:
— Любопытно.
— Еще бы. Здесь есть телефон.
— Вижу. И что?
— Почему бы не позвонить и не встретиться с автором
объявления?
— Вам не пришло в голову, что это ловушка? —
спросил Прохоров.
— Ловушка? — растерялась я.
— Да, ловушка. Кто-то, к примеру, желает выманить вас
из вашего убежища. Объявление срочное, его могли дать вчера.
— Бросьте, с чего им взять, что я обращу на него
внимание?
— С того, что вы вчера утром посетили библиотеку.
— И все-таки я бы позвонила.
— Не сомневаюсь. По этой причине я и хотел, чтобы вы
остались у меня. Неразумная девушка, к тому же очень любопытная, —
улыбнулся он, стараясь смягчить улыбкой слова, которые мне, безусловно, не
понравились.
— Что же теперь, не обращать на него внимания?
Он задумался, разглядывая газетный лист, и неожиданно
согласился:
— Хорошо. Звоните. Назначьте встречу в центральном
городском парке. Там вечером многолюдно, вряд ли они рискнут вести себя
особенно нахально. К тому же я буду рядом, — добавил он, посмотрел на меня
и опять улыбнулся. А я потянулась к телефону.
— С мобильного звонить?
