— Прошу в мой кабинет, — сказал мужчина деловито,
и мы вслед за ним прошли через захламленную гостиную в коридорчик, из которого
вели две двери: одна, надо полагать, в супружескую спальню, другая в кабинет.
Эту комнату смело можно было назвать островком порядка в
бушующем море мусора. Книжные стеллажи, письменный стол эпохи сталинизма,
кресло-качалка возле электрокамина, кожаный диван с горой разноцветных подушек.
На окне жалюзи. Полное отсутствие пыли, и тараканов не видно. Хозяин указал нам
на диван, сам устроился за столом. Я повторила байку о цикле передач и загадках
истории испросила:
— Сергей Петрович, вы ведь изучали письмо Филарета
настоятелю Спасо-Преображенского монастыря перед тем, как его украли?
— Зная направленность ваших передач, рискну спросить:
вы не собираетесь обвинить меня в похищении?
— А что, у следствия были основания обвинять
вас? — обрадовалась Анька. Ожидать от журналистов хороших манер труд
напрасный.
Должно быть, Разину об этом было хорошо известно. Он
вздохнул и ответил серьезно:
— Под подозрением были все, кто имел хоть какое-то
отношение к письму. В том числе и я. Потом выяснилось, что в краже принимал
непосредственное участие один из рабочих музея, рецидивист, с ним вскоре разделались
его же сообщники, а важный документ эпохи Ивана Грозного исчез. Думаю, его
давно уже вывезли за границу.
— Вы занимались этим письмом, — сказала я, —
и прекрасно, надо полагать, знаете его содержание…
— Разумеется, — кивнул Сергей Петрович.
— О чем было письмо?
Он вроде бы удивился:
— Филарет довольно заметная фигура того времени. Вы
что-нибудь слышали о патриархе Филиппе?
— Кажется, его убили по приказу Грозного.
Разин улыбнулся:
— Приятно, что молодые девушки интересуются историей.
Все верно. Филиппа в 1569 году убили, Филарет был его учеником, принял постриг
в Соловецком монастыре. Некоторые предполагали, что он станет следующим
патриархом. Но он не обладал кротостью своего учителя, который считал, что
всякая власть от Бога, и на столь высоком посту был неудобен. Патриархом стал
архимандрит Кирилл, «добрый старец», как его называли летописцы. С игуменом
нашего Свято-Преображенского монастыря Филарета связывала давняя дружба, тот
тоже был учеником Филиппа. Естественно, они поддерживали связь друг с другом.
Правление Ивана Грозного — трагическая страница нашей истории, церковь была не
в силах защитить паству от зверств опричников, только Филипп позволял себе
говорить царю правду, пытался его образумить, за что и поплатился жизнью. В
письме Филарета содержались горькие сетования и призыв мужественно встретить
испытания.
— А почему его называли «Наказ»?
— Кто называл? — еще больше удивился Сергей
Петрович.
— По-моему, в музее употребили именно это слово, —
пришла мне на помощь Анька.
— Вот как? Впрочем, почему бы и нет? У нас любят давать
названия редким документам.
— У вас случайно не сохранился текст письма?
— У меня нет. Но копия письма наверняка есть в музее.
— А в письме не было таких слов: «Будешь ты оружием
Господа, его щитом и мечом, стеной нерушимой на пути Антихриста. Рука твоя —
рука Божья, и меч в ней — его меч»?
Сергей Петрович силился улыбнуться. С таким видом обычно
пациенты покидают кабинет стоматолога: с явным облегчением от того, что жив
остался, и с твердой уверенностью, что более сюда — ни ногой. Было совершенно
ясно: процитированные мной слова Сергею Петровичу хорошо знакомы, но признаться
в том он по неведомой причине не пожелал.
— Впервые слышу… Откуда это?
— Предположительно из «Наказа» Филарета, —
ответила я.
— Да? — Разин вроде бы усомнился, но его сомнение
было столь же фальшиво, как и его улыбка.
— Значит, в письме, подаренном музею Лапиной, ничего
подобного не было?
— Конечно, нет. Там, естественно, содержались различные
изречения из церковных текстов, что было принято в те годы, но данный отрывок
отсутствовал.
— Может, вы просто забыли? — влезла Анька. —
Вы же не помните все письмо наизусть?
— Не помню, — кивнул Сергей Петрович. — Но
уверен, что таких слов там не было. — Он перевел взгляд на меня и широко
улыбнулся, как будто предлагая забыть прежнее недоразумение и начать жить
дружно.. — Ярослава — редкое имя. А фамилия у вас есть? — Слова
хозяина прозвучали как-то уж очень игриво, после них следовало бы ожидать
вопроса о телефончике, а я гадала, почему Сергей Петрович ведет себя так
странно. Я была уверена, он говорит не правду, а этому должна быть причина.
Какая?
— Она у нас представительница дворянского рода
Белосельских, — ответила за меня Анька, как видно, решив, что я впала в
летаргический сон.
Моя фамилия произвела впечатление такое же, как и отрывок из
«Наказа». Сергей Петрович едва заметно вздрогнул, а затем широко улыбнулся, но
напряжение из его глаз не уходило, хоть он и силился казаться оживленным.
— Вы ученик профессора Ильина? — очнувшись, задала
я вопрос.
— Да. Прекрасный был человек, светлая ему память.
— Он был другом моего отца.
— Вот как…
— Вы не знаете, кто-то из его наследников живет в нашем
городе?
— Понятия не имею. Он скончался давно, я тогда только
закончил аспирантуру. Семьи у него не было, я помню совершенно точно. Может
быть, какие-то племянники… Нет, не знаю. Я так и не понял, что за передачу вы
готовите? И какая роль отведена мне?
Анька многословно рассказала о своем замысле и подчеркнула,
что мы рассчитываем на Сергея Петровича, потому что лучшего консультанта нам не
найти, после чего ему осталось заверить, что он весь к нашим услугам.
Разин поднялся, и стало ясно, что пора отчаливать. В комнате
появилась Изабелла Юрьевна и басом проворковала:
— Дорогой, может быть, кофе?
— Спасибо, девушки уже уходят, — сдержанно
произнес он, но взгляд, брошенный им на супругу, был способен испепелить более
хрупкое создание.
Нас проводили до двери.
— Что скажешь? — зашептала Анька, когда мы
оказались в подъезде. Ей не терпелось поделиться впечатлением.
— Нормальный дядька, — пожала я плечами.
