На его команду мало кто обратил внимание, но так как ничего
не происходило, а бабка уже начала повторяться, граждане без всякого приказа
стали расходиться.
— Допьются до чертиков, алкаши проклятые… — недовольно
заметила тучная дамочка.
Через двадцать минут двор практически опустел, остались лишь
соседи да представители правоохранительных органов. Этих, кстати, начало
прибывать. Появились еще двое в штатском, приступили к вопросам. Бойкая бабка,
перебивая подругу, поведала в очередной раз, как все было, потом вспомнила о
давлении и пошла пить капли. Вскоре очередь дошла до меня. Милиционеры к тому
моменту обосновались в Матюшиной квартире, самого Матюшу успели снять и куда-то
увезти.
— Вам кем Логинов доводится? — спросил меня
следователь. Я с удивлением хлопнула глазами, после чего сообразила, что
Логинов это, должно быть, фамилия Матюши.
— Матюша? — переспросила я на всякий случай.
— Матюша, — вздохнул он, приглядываясь ко мне, а я
прямо-таки похолодела. «Неужто догадался, что я здесь что-то искала?»
— Никем, — покачала я головой.
— Хорошо, — кивнул он, что-то записывая. — А
зачем вы его искали?
«Хороший вопрос», — подумала я. Чего проще, взять и
рассказать всю правду: про кинжал, про дневник прапрадеда и свое любопытство.
На тут я вспомнила слова Матюши о том, что должна хранить тайну. Кому должна?
Разумеется, никому. Да я и Матюшу-то совсем не знала и уж точно ничего ему не
обещала. Однако странное дело, я тут же решила, что о кинжале буду молчать;
Должно быть, гены предка опять-таки дали о себе знать.
— Вы как себя чувствуете? — вздохнул следователь,
вновь приглядываясь ко мне.
— Нормально. То есть, конечно, не очень хорошо, но…
— На вопросы отвечать сможете?
— Смогу, — кивнула я, кляня себя на чем свет
стоит.
К вопросам не худо бы подготовиться, а то сейчас с перепугу
такого наболтаю… Надо держать язык за зубами, и главное, думать, прежде чем рот
открывать.
— Расскажите, откуда вы знаете Логинова и почему здесь
оказались, — предложил дядя, посмотрел на меня с сомнением, поднялся и
принес стакан воды. Спасибо ему большое, за это время я успела кое-что
сообразить.
— Мы с ним на рынке познакомились, позавчера. То есть
он-то сказал, что знал меня раньше, точнее моего отца. Подошел, когда я капусту
покупала, и спросил, как меня зовут. Я с ним говорить не хотела, думала, денег
начнет просить, но он назвал имя моего отца, и мне просто повернуться и уйти
было неудобно.
— И что он сказал?
— Что говорят в таких случаях? Что я выросла, и он меня
едва узнал. Сказал, что отец был хорошим человеком.
— А что с отцом случилось? Умер?
— Погиб. Много лет назад. Я тогда еще маленькой была. В
общем, ничего особенного он не сказал. И даже не представился, просто я
слышала, как его продавщица Матюшей назвала. Поговорили пару минут, и я ушла. А
потом у бабули спросила, был ли у отца друг по имени Матюша, и она сказала, что
был. Ну, я и решила встретиться с ним еще раз.
— Зачем?
— Поговорить. Я ведь своего отца совсем не знала, а тут
его друг… — Наверное, мои слова звучали не слишком убедительно, для меня-то
точно, а в ухо вроде бы кто-то нашептывал: «Скажи ему про кинжал… Скажи, дубина
стоеросовая!» Но я не сказала. Может, во мне взыграла жадность — не хотелось
отдавать кинжал, который так долго искал мой отец, а еще раньше прапрадед? А
отдать бы пришлось. Но, думаю, дело было все-таки не в жадности, а в чем-то
другом. Наверное, я понимала, что если в эту историю вмешается милиция, тайна
кинжала станет для меня недоступной. Хорошо еще, если их эта тайна заинтересует,
а если нет? Кинжал будет храниться с другими вещдоками, пока его не решат
отдать в музей. В конце концов, смерть Матюши не имеет никакого отношения к
кинжалу. Допился человек до белой горячки и удавился… И вот тут я на все
взглянула по-другому. Он отдал мне кинжал, который назвал ключом, а буквально
через день после этого покончил жизнь самоубийством. Круг, начертанный мелом,
странные личности, говорившие с ним, и старая легенда о пещере, откуда прямая
дорога в ад… Может, не все так просто? И о кинжале все же стоит рассказать?
Ага, еще про тайный Орден монахов-воинов, про раскопки, которыми занимался
отец, и про ворону, про ворону обязательно, чтобы люди не сомневались, что
имеют дело с ненормальной… Я вздохнула и продолжила:
— Вчера, проезжая мимо рынка, я решила найти Матюшу. Он
был пьян, и я отвезла его домой. А сегодня хотела узнать, как он себя
чувствует. — Решив, что мое объяснение звучит как-то неубедительно, я
добавила:
— На самом-то деле я хотела поговорить об отце. Вдруг
он что-то знает…
— О чем поговорить? — нахмурился мужчина.
— О его смерти. Мы до сих пор ничего не знаем
толком. — Конечно, я сразу же пожалела, что заговорила об этом.
— Отец чем занимался?
— Историей. То есть вообще-то он был инженером, но
увлекся историей, проводил раскопки.
— «Черный» археолог? — еще больше нахмурился
следователь. — А Матюша краденое скупал… Понятно.
Что ему там понятно, не знаю, но мне стало не по себе. Что
за черт меня за язык тянул? Теперь меня точно заподозрят… «А в чем, собственно,
меня должны заподозрить? — подумала — Если Матюша по пьяному делу полез в
петлю, при чем здесь я и мой отец?»
— Ладно, — вздохнул следователь. — Если
понадобитесь, вас вызовут.
— А как же он? Похороны и все такое… — кашлянув,
спросила я.
— Соседи говорят, у него сестра есть и племянник. Так
что… — Милиционер пожал плечами, а я, простившись, побрела к своей машине.
Разумеется, тут же явились угрызения совести: зря я правды
не сказала. С совестью всегда так, особенно настырной она становится, когда
поправить уже ничего нельзя. «Что бы изменилось, скажи я им про кинжал?» —
пробовала я вразумить ее. «Ты просто хочешь заныкать антикварную вещицу, —
шипела она в ответ. — Хороша, нечего сказать. Вот бы предок
порадовался». — «Оставь его в покое!» — буркнула я, после чего предложила
своей совести заткнуться и, разумеется, сделала только хуже.
Вернувшись к себе, я сразу же стала перечитывать дневники,
хотя и клялась этого не делать. Единственный человек, который мог хоть что-то
объяснить, мертв, и теперь загадка могла так навсегда и остаться загадкой,
точно проклятие нашей семьи.
