И с этими словами он левой рукой сорвал капюшон с головы
ошеломленной монашки. Какое-то время стояло оторопелое молчание. Потом
д’Артаньян подхватил:
– В самом деле, красотка великолепна! Особенно пленяет
эта ее обширная сверкающая лысина!
– А уж борода до чего хороша! – рассмеявшись,
сказал де Вард. – Ничто так не украшает скромную служительницу божию, как
густая, нечесаная борода!
Даже Рошфор, особенно сумрачный с утра, не удержался от
улыбки.
Их пленница оказалась вовсе не женщиной, а мужчиной лет
сорока, с блестящей лысиной и косматой бородой, довольно давно содержавшейся в
беспорядке. Он молчал, настороженно бросая по сторонам испуганные взгляды.
– Какова красоточка? – ухмылялся Каюзак. –
Я-то сразу почувствовал бородищу, как только зажал рот этой мнимой монашке!
Слышал я, что рождается иногда такое вот чудо природы, женщина с бородой,
самолично видел такую на ярмарке в Руане, но я уверенности ради проверил его с
другого конца, и то, что там нащупал, на женскую принадлежность вовсе не
похоже. Разрази меня гром, это доподлинный мужчина! Вот только какого черта он
напялил одежду монашки, и что он вообще делает в женском монастыре? Будь ему
лет на двадцать поменьше, можно было бы подозревать романтическую интригу, но
он что-то не похож на хитроумного влюбленного! Эй ты, прах тебя побери! –
и он встряхнул пленника так, что у того громко лязгнули зубы. – Что ты тут
делаешь, прохвост? Только не пытайся меня уверить, что тебя зовут сестра
Жюстина и ты посвятила себя господу…
Пленник молчал, затравленно глядя из-под густых бровей.
– Черт возьми, некогда разводить с ним
церемонии! – воскликнул д’Артаньян.
– Ваша правда, – сказал Рошфор. – Каюзак,
поставьте его на грешную землю, но покрепче держите за шиворот, чтобы не
вздумал сбежать. Вот так, благодарю… – Он вынул из ножен кинжал и приложил
острие к морщинистой шее пленника. – Милейший, у нас нет времени разводить
церемонии. Мы – люди решительные и прибыли сюда по делу, не терпящему
отлагательств. Оно не вас касается, так что не дрожите, как заяц. Если ответите
на вопросы и будете нам помогать, мы о вас забудем, как только добьемся своего…
– Сударь, я ничего не знаю…
Рошфор сделал легкое движение, и остро отточенное лезвие
чуть прорезало кожу, на которой выступили крупные капельки крови.
– Остановитесь, я все скажу! – в панике воскликнул
пленный.
– Вот и прекрасно. Только извольте говорить потише. Кто
вы такой? Ну? Или мне продолжать?
– Николя Бриссон, из Парижа… Скромный печатник…
– Так-так-так… – сказал Рошфор. – Что-то
такое припоминаю… Это не в вашем ли заведении, господин скромный печатник,
мастерились кое-какие памфлеты, оскорбительные для церкви и ее служителей?
– Поверьте, я тут ни при чем! Мне просто хорошо
платили…
– Ну да, примерно так мне и говорили, – кивнул
Рошфор. – Но королевские законы не признают такие тонкости смягчающим
обстоятельством, и вам стало жарковато в Париже, вы куда-то пропали… И вот где
всплыли, оказывается, мэтр Бриссон, подручный изящной словесности… Помнится,
вас приговорили заочно. А вы прекрасно проводите время в компании святых
красоток…
– Нашли красоток! – фыркнул пленник, пытаясь
улыбнуться с опаской. – Клянусь богом, тут не найдешь ни одной, способной
прельстить даже утомленного долгим воздержанием мужчину. Стары и страшны, как
смертный грех, все поголовно. Одна аббатиса еще ничего, но она предпочитает
блудничать с какой-то красоткой из Парижа, которая в обмен на постельные услуги
вертит ею, как хочет, распоряжается в монастыре, как у себя дома, постоянно
проворачивает какие-то делишки… Вот и сейчас…
Он спохватился и умолк.
– Мэтр Бриссон, – сказал Рошфор
бесстрастно. – У вас есть два пути. Если вы нам поможете, я о вас забуду
навсегда. Если нет – мы прихватим в Париж и вас, а уж там вы до конца жизни
будете обеспечены крышей над головой и кровом за счет казны. Хотя, должен
сознаться, ни то, ни другое особой роскошью отличаться не будет… Итак? Вы не
какой-то там разбойник, вы человек грамотный, причастный к высокой литературе,
пусть и в качестве печатника, значит, должны обладать развитым воображением…
Неужели вас привлекает Бастилия?
– Упаси господи! – с искренним ужасом воскликнул
Бриссон.
– Тогда развязывайте язык.
– А вы… вы правда…
– Слово дворянина. Как зовут эту верную подругу
аббатисы?
– Катарина.
– Опишите ее.
– Ей лет двадцать пять – двадцать шесть, темноволосая,
глаза голубые, носик слегка вздернутый… Очень красивая…
– Обратите внимание, д’Артаньян, – сказал Рошфор
глухо. – Ее отчего-то привлекают только те имена, что начинаются на букву
«К». Камилла, Констанция, Катарина… Впрочем, это неважно… Итак, она сейчас в
монастыре?
– Да, сударь. Она приехала вчера ночью с тремя
спутниками, все четверо были одеты мушкетерами короля… Их поместили на ночлег в
западном крыле…
– Это мужчин-то? – усмехнулся Рошфор.
– Ах, сударь! – проникновенно сказал беглый
печатник. – Эти старые стервы за деньги дадут приют и самому Вельзевулу,
если он вздумает остановиться тут на ночлег. Не будь у меня денежек, черта с
два они бы меня прятали… Я тут разного народу насмотрелся – гугеноты, беглые
преступники, вовсе уж непонятный народ, от которого лучше держаться подальше…
Но сейчас в монастыре нет никого постороннего – только Катарина со своими
спутниками, я и та девушка, которую привезли вчера под вечер…
– Как она выглядит? – спросил Рошфор невозмутимо,
отстранив одной рукой подавшегося к ним д’Артаньяна.
– Золотоволосая и голубоглазая, очень красивая… Ее
держат взаперти, я не стал выяснять, почему – не в моем положении соваться с
лишними вопросами. Аббатиса, как ее увидела, не утерпела и попыталась тут же
склонить к своим забавам, только та девушка прошлась ей по физиономии всеми
десятью пальчиками, и она теперь ходит поцарапанная, злая, как три ведьмы… А
часа через два прискакала Катарина и долго кричала на аббатису… Приказала
одному из своих спутников стеречь дверь, хоть она и заперта снаружи… И опять
ругала аббатису на чем свет стоит за то, что лезет не в свои дела с глупыми забавами…
– И аббатиса смиренно терпела выволочку? – хмыкнул
Рошфор.
– Она в руках Катарины, словно воск… Девушку сторожат,
как зеницу ока, я так понял, она Катарине чертовски нужна…
– Когда они собираются уезжать, не знаете?
– Да вроде бы ждут кого-то, он должен был приехать то
ли вчера, то ли сегодня, но задержался где-то…
– Значит, кроме этой троицы, в монастыре нет никого,
способного оказать вооруженное сопротивление?
– Никого. Только эти старые мегеры с их когтями, что
будут почище любой алебарды…
