— Ищете что-то конкретное, мисс Форд? — спросила, приблизившись к ней, женщина. На ней было нечто вроде серого сарафана, надетого поверх блузки в белую и коричневую полоску. На маленьком ярлычке стояло имя — «мисс Смит».
— Пока просто смотрю, спасибо, — ответила Виктория.
— На этой распродаже у нас несколько превосходных изделий, — сказала мисс Смит, и Виктория подумала, что в данном случае «распродажа», вероятно, не совсем подходящее слово. — Если захотите что-нибудь примерить, с удовольствием помогу вам.
Виктория кивнула. Что ни говори, очень приятно, когда тебя узнает персонал «Сотби» и, более того, обращается с тобой так, будто твое пребывание здесь вполне естественно и ты можешь что-то себе купить. Даже если она ничего и не купит, Нико права: осознание того, что ты преуспевающая женщина и можешь сама покупать себе драгоценности, весьма и весьма льстит самолюбию. Ты много работала и заслужила возможность побаловать себя…
И у Виктории снова поднялось настроение.
Какого черта она так волнуется? Виктория разглядывала нитку идеально подобранного натурального жемчуга стоимостью двадцать пять тысяч долларов. Да она должна прыгать от радости. Даже по словам Маффи Уильямс, встреча прошла отлично, а потом Пьер Бертей пожал ей руку, поцеловал в обе щеки и сказал:
— Теперь отдаем все юристам, да? Пусть грязными делами занимаются они, а мы сохраним наши руки чистыми.
Это означало, что теперь юристы Пьера и ее юристы попытаются составить контракт. И надо быть ненормальной, чтобы не подписать его. Виктории выплатят миллионы за ее компанию и имя. Помимо этого, ей предлагали то, чего она никогда не позволяла себе, работая самостоятельно, например огромный рекламный бюджет в размере более миллиона долларов в год.
— Индустрия воспринимает тебя особенно серьезно, если ты имеешь рекламу, верно? — заметил Пьер. — Печально, но такова жизнь. Мы играем в эту игру.
— И мы здесь очень хорошо знаем, как это делать, — прошелестела Маффи. — Мы умеем играть и выигрывать.
— Вы будете новой любимицей моды, дорогая. — Пьер поднял бокал шампанского.
И Виктория унеслась на крыльях этой упоительной, почти воплотившейся мечты. Она переедет в Париж, поскольку там большая часть ее деловых контактов, и в ближайшие два года будет тесно сотрудничать с Пьером. Но Виктория сохранит свою квартиру в Нью-Йорке, и это позволит ей проводить здесь около недели в месяц. Кто бы мог вообразить, что ее жизнь станет такой шикарной?
Париж! Он возбуждает не меньше, чем Нью-Йорк, и более красив — во всяком случае, все так говорят. Проведя там прошлую неделю, Виктория жила в «Плаза-Атене», в номере с маленьким балконом, откуда открывался вид на Эйфелеву башню. Она гуляла в Тюильри, любовалась тюльпанами, съела сандвич с ветчиной и перебралась на Левый берег, где зашла в кафе выпить кофе. Все это немного отдавало туристическими штампами, и Виктория с печалью осознала: она уже в той стадии жизни, когда вида на Эйфелеву башню недостаточно, чтобы взволновать ее. Но затем Виктория много часов ездила по городу на такси, разговаривая на своем плохом французском, ходила по улицам на высоких каблуках в новых, мальчишеского покроя брюках с блестками и все думала: «Я буду жить в Париже! И стану богата!»
По-настоящему ее беспокоило только одно: образ, представленный на сегодняшней встрече. Но этого Виктория изменить не могла. Разумеется, пока он несовершенен. Сомнения — неизбежная часть делового процесса, как и составляющая процесса творческого. Важно принять решение и следовать ему. Решения можно изменить. Нерешительность нельзя…
«Платиновое кольцо с желтым сапфиром в десять каратов в обрамлении из бриллиантов в два карата. Оценочная стоимость: 30 000 — 35 000 долларов США», — значилось на табличке.
— Простите, — обратилась Виктория к мисс Смит, — нельзя ли примерить его?
— Пожалуйста. — Мисс Смит отперла витрину и, вынув кольцо, положила на черную замшевую подушечку.
Виктория надела кольцо. Огромный камень походил на грецкий орех. Зазвонил ее телефон.
— Что делаешь? — проворковал Лайн.
— Покупаю украшения в «Сотби», — ответила она, наслаждаясь тем, как это звучит.
— Значит, ты, видимо, поставила свою подпись в соответствующей графе. — Лайн негромко хмыкнул.
— Еще нет, — натянуто отозвалась Виктория, снимая пушинку со свитера. — Но они составляют контракт. Направили его юристам.
— Тогда у меня еще есть время, чтобы спасти тебя.
— Нет, уже нет! — отрезала Виктория, удивляясь, почему продолжает встречаться с этим человеком. Что-то в нем безумно раздражало ее, но она не могла оставить его… пока не могла. — Я подпишу контракт, как только получу его.
— Совершенно верно. «Как только», — заметил Лайн. — Детка, сколько раз мне повторять? Никогда не имей дела с лягушатниками. Уверяю тебя, у них совсем другая манера ведения дел.
— Лайн, — вздохнула она, — да ты ревнуешь!
Лайн расхохотался:
— Да? И к чему же?
Что ж, хороший вопрос, но что ей ответить? Что Лайн ревнует ее к Пьеру? Это прозвучит глупо — такие нью-йоркские мужчины, как Лайн, и не помышляют ревновать к кому-нибудь, особенно к тем, кто подобен Пьеру Бертею. Лайн считал его педиком только потому, что тот красивее, чем он. И сказать, что Лайн ревнует ее к заключению большой сделки, Виктория тоже не могла — Лайн постоянно заключал большие сделки.
— Не хочу к этому возвращаться, — небрежно ответила она.
— Почему? — дразнящим тоном поинтересовался Лайн. — Потому что сознаешь мою правоту?
— Просто не хочу доказывать тебе, что ты заблуждаешься.
— Мне нравится, когда ты доказываешь, что я не прав. Но, думаю, с лягушатниками это не получится!
Тут кто-то позвонил Лайну, и он отключился, пообещав соединиться с ней через несколько минут. Виктория вздохнула, отчасти желая, чтобы этого не случилось. Иногда Лайн часами так названивал, снова и снова набирая ее номер в промежутках между своими более важными деловыми звонками, словно Виктории нечего было делать, как только сидеть и ждать…
Вернув кольцо мисс Смит, Виктория разглядывала теперь старинные бриллиантовые клипсы. Лайн действовал ей на нервы, но их разговор напомнил об иронии ситуации и о том, какое удовлетворение она испытала от первого звонка Маффи Уильямс. Это произошло вскоре после спора с Лайном о зарабатывании денег. Они спорили в его апартаментах, через несколько дней после показа коллекции Виктории, собравшего хорошую прессу. Виктория ощущала уверенность в себе и способность добиться всего, но когда вошла в огромный городской особняк Лайна, ее охватило раздражение. Все комнаты в резиденции Лайна являли собой образцы декораторского искусства, свидетельствуя о деньгах и вкусе. Это впечатление создавали не мебель и ковры, не оформление окон, а бесконечное множество безделушек и произведений искусства — все они занимали свои места, с них стирали пыль, их чистили и полировали. Гость должен задуматься о том, сколько все это стоит и сколько времени ушло на то, чтобы собрать коллекцию и правильно ее разместить. Даже особняк Нико уступал этому дому. Викторию вдруг поразила мысль, что, каких бы успехов она ни достигла, ей никогда не стать такой богатой, как Лайн, — и это несправедливо. Она знала много преуспевающих женщин, которые делали настоящие деньги, но ни одна из них не могла сравниться богатством с Лай-ном Беннетом или Джорджем Пакстоном. Почему всегда мужчины, а не женщины? И, направляясь за Лайном в салон, Виктория вдруг спросила:
