Они проезжают мимо девочки, и Мужчина Ее Мечты спрашивает:
— А это, случайно, не Элль? Очень похожа. Кэрри сидит на заднем сиденье и курит.
— Элль вроде постарше, — отвечает она. Мужчина Ее Мечты открывает окно и обращается к девочке:
— Привет!
Девочка подкатывает к машине.
— Привет! — с улыбкой отвечает она, с некоторым смущением поглядывая на Мужчину Ее Мечты. — Я вас знаю?
— Вполне возможно, — отвечает Мистер Шарм, перегибаясь через соседнее сиденье. — Я — Мистер Шарм.
— Одри, — отвечает девочка и смотрит на Мужчину Ее Мечты. — У вас лицо какое-то знакомое… Мистер Шарм выпрыгивает из машины.
— Ты тормозить-то хоть умеешь? Без этого ведь никак. Ролики — это, знаешь, как опасно.
Девочка смеется.
— Давай я покажу, — говорит Мистер Шарм и приседает на одной ноге, выставив другую вперед, руки вразлет.
— Спасибо, — отвечает девочка, удаляясь.
— Ты, случайно, не модель? — кричит ей вслед Мистер Шарм.
— Нет, — отвечает она через плечо. — Студентка.
Мистер Шарм садится в машину.
— Кольцо на пальце… И о чем только ее муж думает?! Отпускает одну на роликах! Я бы на ней женился. Честное слово. Нет, вы ее видели? Как там ее звали? Одри. Одри… Слегка старомодно, вам не кажется?
Мальчик в голубом ситце
Стенфорд заказывает столик в «Дела Феми-на» в честь приезда Роберта. После ужина они возвращаются домой в Хелси-Нек и курят травку. В два часа утра Роберт заявляет, что хочет спать, так как ему рано вставать — надо еще прочитать кучу сценариев. Стенфорд провожает его в спальню, обитую неизменным южнохэмптонским ситцем.
— С детства обожал эту комнату, — говорит Стенфорд. — Такого ситца больше не делают. Надеюсь, тебе будет не слишком жарко. По-моему, в такую жару лучше спать вообще без покрывала. Мы так в детстве спали. Пока моя бабушка не открыла для себя кондиционер.
Стенфорд присаживается в кресло, наблюдая, как Роберт раздевается. Роберт, похоже, не возражает, и Стенфорд продолжает журчать. Роберт ложится в постель и закрывает глаза.
— Устал? — спрашивает Стенфорд. Он подходит к постели и смотрит на Роберта, лежащего с закрытыми глазами. — Спишь?
День независимости
Вторник, четвертое июля. Звонит мобильный. — Маргарет.
— Привет, золотце! Мои друзья решили свалить пораньше, а я бы еще задержалась. Ты когда уезжаешь? Не возьмешь меня за компанию?
— Не раньше завтрашнего утра, — отвечает Скиппер.
— Хм… Пожалуй, можно и завтра… Надо только на работу позвонить.
— Договорились, — недовольно отвечает Скиппер.
— Обожаю, когда все разъезжаются, а ты остаешься… Может, поужинаем сегодня?
— Не могу, я обещал друзьям…
— Ладно, — с легкостью соглашается Маргарет. — Все равно в следующие выходные увидимся. По дороге договоримся.
Вечер вторника. Мистер Шарм сворачивает на дорожку, где повстречал Одри. Вылезает из машины, открывает багажник, копается там и не без труда натягивает на себя ролики. Делает пару пробных шагов. Затем облокачивается на свою машину и ждет.
13
Жила-была красавица…
В один прекрасный день четверо юных див встретились в одном из ресторанов Ист-Сайда, чтобы обсудить, что значит быть сногсшибательной красавицей в Нью-Йорке.
Что значит, когда за тобой охотятся, за тебя платят, тебе докучают, тебе завидуют, тебя не понимают, — иными словами, каково это — нести бремя мужского поклонения, не достигнув и двадцати пяти лет.
Камилла пришла первой. Метр пятьдесят пять, бледная нежная кожа, крупные губы, округлые скулы, крошечный носик. Камилле двадцать пять, но, по ее словам, она ощущает себя старухой. В модельный бизнес пришла в шестнадцать лет. Мы познакомились пару месяцев назад на каком-то приеме, где она исполняла роль спутницы известного телепродюсера — то есть улыбалась и отвечала, если к ней обращались. В остальном она и пальцем не пошевелила за весь вечер — разве что время от времени сама прикуривала себе сигареты.
Женщинам вроде Камиллы ни к чему напрягаться, особенно когда дело касается мужчин. В то время как сотни женщин в лепешку бы расшиблись, лишь бы заполучить Скотти, того самого телепродюсера, Камилла пожаловалась мне, что ей было дико скучно.
— Он не в моем вкусе, — объяснила она. Слишком стар (сорок с хвостиком), недостаточно привлекателен, недостаточно богат. Она рассказала, как совсем недавно вернулась с курорта Санкт-Мориц, куда ездила с молодым титулованным европейцем — вот это, добавила она, совсем другое дело. Тот факт, что Скотти, бесспорно, являлся одним из самых востребованных мужчин Нью-Йорка, был ей глубоко безразличен. Почетным трофеем была она, а не Скотти.
Остальные опаздывали, так что Камилла продолжала болтать.
— Я не сука, — произнесла она, оглядывая ресторан, — просто большинство нью-йоркских женщин — полные идиотки. Дуры набитые. Не могут даже разговор поддержать. Вилками пользоваться не умеют. Чаевые горничной на загородной вилле и то дать не могут.
Таких, как Камилла, в Нью-Йорке — по пальцам перечесть. Они, как члены привилегированного клуба, эдакого женского содружества, правила которого крайне просты: сногсшибательная красота, молодость (средний возраст — от семнадцати до двадцати пяти, по крайней мере, по официальным данным), наличие мозгов и умение часами просиживать в наимоднейших ресторанах.
Впрочем, как выяснилось, мозги в данном случае — понятие относительное. Как выразилась одна подружка Камиллы, Алексис: «Я начитанная. Все время читаю. Все журналы — от корки до корки».
Да, это те самые красавицы, из-за которых вся нью-йоркская статистика летит к чертям, ибо им достается львиная доля всех жизненных благ — знаков внимания, приглашений, подарков, преподношений одежды, денег, прогулок на частных самолетах, ужинов на яхтах на юге Франции. Это они сопровождают холостяков, чьи имена не сходят с передовиц, на лучшие вечеринки и благотворительные балы. Те, кого приглашают, — вместо вас. Перед ними распахиваются любые двери. Казалось бы, им ничего не стоит покорить Нью-Йорк. Да только так ли это?
«Поговорим об уродах»
Постепенно подтянулись и остальные. Помимо Камиллы, юной дщери почтенного семейства с Парк-авеню, заявившей, что у нее «никого нет, но это ненадолго», здесь собрались: Китти, двадцать пять лет, начинающая актриса, сожительствующая с Хубертом, некогда знаменитым, ко уже вышедшим в тираж сорокапятилетним актером; Шейла, семнадцать лет, модель, пережившая месяца три назад нервный срыв и теперь редко появляющаяся на людях, и Тизи, двадцать два года (по настоянию агента уверяет, что девятнадцать), модель, недавно переехавшая в Нью-Йорк.
