— Мам, я по тебе соскучилась, — сказала Лола, забираясь на заднее сиденье. — Поехали в Buckhead!
Для матери и дочери шопинг был свято чтимой рождественской традицией. Еще когда Лола училась в колледже и приезжала домой на праздники, они с Битель первым делом отправлялись в торговый центр, где укрепляли отношения, приобретая туфли, аксессуары и наряды для Лолы. Стоя у примерочной кабинки, Битель ждала возможности выразить восторг по поводу «прелестных» джинсов или платья от Nicole Miller. Но в этот раз Битель Фэбрикан не была одета для шопинга. Как правило, она появлялась на людях с выпрямленными и уложенными волосами, при макияже и в одежде от недорогого дизайнера (обычно это были слаксы с блузкой, дополненные шарфом от Hermеs и тремя-четырьмя массивными золотыми цепочками). Однако сегодня Битель была в джинсах и спортивном свитерке, а вьющиеся мелким бесом волосы стянула невзрачной резинкой — словом, миссис Фэбрикан предстала перед дочерью в «рабочем» виде, словно собиралась помогать домработнице чистить серебро, мыть хрусталь от Tiffany и передвигать тяжелую дубовую мебель при уборке.
— Резинка для волос? Мам, что это ты? — с любовью, но не без раздражения спросила Лола. Глаз новоявленной жительницы Нью-Йорка сразу отметил недостатки во внешнем виде матери. — Не можем же мы вот так ехать в магазин!
Битель сосредоточенно вела «мерседес», ловко объезжая длинную колонну фур. Она несколько дней готовилась к этой встрече и даже репетировала объяснение с дочерью, как советуют психологи перед трудным разговором.
— В этом году ситуация немного изменилась, — сказала она.
— Что?! — возопила страшно разочарованная Лола. Она-то рассчитывала начать оргию покупок сразу после приземления! И она выместила раздражение на спутниковом радио, настроенном на сентиментальные хиты семидесятых. — Кто включил такое дерьмо на полную громкость?
Битель давно привыкла к резкостям Лолы, взяв за правило пропускать их мимо ушей, всякий раз напоминая себе, что это ее родная дочка, которая любит маму и не хочет ее обидеть. В конце концов, Лола, как все молодые люди, порой не догадывается о чувствах окружающих. Но сейчас презрительное замечание дочки показалось Битель ударом под ложечку.
— Мам, давай переключим! — капризно потребовала Лола.
— Нет, — ответила Битель.
— Почему?
— Потому что мне нравится эта программа.
— Но это же отстой, — заныла Лола. — Это так старомодно!
Битель на секунду перевела взгляд с дороги на дочь, нетерпеливо ерзавшую на переднем сиденье. Ее вдруг охватил необъяснимый гнев; ощущая острое отвращение к собственной дочери, она громко сказала:
— Лола, будь добра, заткнись, пожалуйста!
У Лолы по-рыбьи приоткрылся рот. Она повернулась к матери, не в силах поверить своим ушам. Битель сидела с жестким, непроницаемым выражением лица, какое Лола видела всего несколько раз в жизни — например, когда глава школьного комитета отклонил ее предложение подавать в столовой латук, непременно выращенный без удобрений. Но материнский гнев еще никогда не обрушивался на Лолу, и теперь она испытала настоящий шок.
— Я не шучу, — сказала Битель.
— Да что я такого… — начала девушка.
— Не сейчас, Лола, — нетерпеливо отмахнулась Битель.
Они выехали на шоссе. Битель представила сорокаминутную дорогу в плотном потоке машин и решила, что так долго не выдержит. Нужно сказать сейчас. И Битель свернула на ближайший съезд.
— Мама! — заорала Лола. — Да что с тобой? Это же не наш поворот, мы не доехали!
Битель вырулила на бензозаправку и заглушила мотор, напоминая себе, что она, Битель Фэбрикан, смелая и многими уважаемая женщина, в состоянии выдержать самые суровые испытания и выйти из них победительницей.
— Что случилось? — настойчиво спрашивала Лола. — Что-то с папой, да? У него роман на стороне?
— Нет. — Битель смотрела на дочь, пытаясь предугадать ее реакцию. Наверное, расплачется и запричитает — сама Битель плакала и причитала, когда услышала новость. Но сейчас она немного привыкла, как пациенты хосписа, которых она иногда навещала, привыкают к постоянной физической боли. — Лола, — мягко сказала Битель. — Мы разорены. Мы потеряли все наши деньги. Вот, теперь ты знаешь все.
На секунду Лола застыла, но тут же зашлась истерическим хохотом:
— Ой, мам, вечно ты драматизируешь ситуацию! Как мы можем разориться? Я вообще не понимаю, как это!
— Это означает, что у нас нет денег, — терпеливо повторила Битель.
— Не может такого быть, у нас же всегда были деньги! Папочку что, уволили? — Лолу начала охватывать паника.
— Он сам ушел, — сказала Битель.
— Когда? — встревожилась Лола.
— Три месяца назад.
— Почему вы мне не сказали?
— Не хотели расстраивать, боялись отвлечь от работы.
— Папа найдет другую работу, — растерянно пробормотала Лола.
— Может, и найдет, — ответила ей мать. — Но это не решит наших проблем. Во всяком случае, полностью.
Страх не позволил Лоле уточнить, что имелось в виду. Битель повернула ключ зажигания, и остаток пути они проехали молча.
Виндзор-Пайнс был построен как маленький город. Если в Атланте бесконечные торговые центры средней руки и заведения быстрого питания тянулись паучьими лапами на долгие мили, в Виндзор-Пайнсе были только дорогие бутики и магазины высшего класса, а в центре можно было видеть торговые представительства фирм «Мерседес», «Порше» и «Роллс-ройс». Здесь были отель «Времена года» и белоснежное здание муниципалитета, отделенное от дороги зеленым газоном с эстрадой-раковиной. «Город» Виндзор-Пайнс, появившийся на картах в 1983 году, насчитывал пятьдесят тысяч жителей и располагал двенадцатью площадками для игры в гольф — в пересчете на душу населения больше, чем в любой другой точке Джорджии.
Особняк семьи Фэбрикан стоял на самом краю одного из полей для гольфа, в огороженном жилом массиве с ограниченным въездом, и представлял собой результат диковинного смешения разных стилей — в основном эпохи Тюдоров, поскольку Битель обожала «английскую деревню», но с реверансом великой плантаторской архитектуре в виде высоких белых колонн у входа. При доме был гараж на три машины, над ним — центр развлечений со столом для пула, гигантским плоскоэкранным телевизором, баром и секционными кожаными диванами. Просторная кухня с мраморными столешницами переходила в огромную смежную комнату. Помимо нее, в доме имелись гостиная и столовая, которыми практически не пользовались, четыре спальни и шесть ванных комнат. Покрытая белым гравием дорожка, подновляемая каждую весну, плавно поворачивала ко входу с колоннами. Когда они свернули к дому, Лола ахнула от изумления: справа и слева от дорожки в газон были воткнуты таблички «Продается».
— Вы продаете дом? — в ужасе воскликнула она.
— Не мы, а банк.
