Папа, конечно, очень любит Мышь, ведь она говорит на языке теорем почти так же хорошо, как он сам. Поговорив немного о математике, мы переходим на тему колледжей, и Мышь рассказывает, как ее радует мысль о том, что она поедет учиться в Йель, а я — в Браун. Затем разговор каким-то образом сбивается на тему о парнях.
Мышь рассказывает отцу о Дэнни, а потом, естественно, всплывает имя Джорджа.
— У Кэрри есть один довольно симпатичный парень, который ею интересуется, — говорит папа многозначительно. — Но она отвергла его.
— Я его не отвергала, пап, — говорю я, со вздохом. — Мы все время с ним по телефону разговариваем. Мы — друзья.
— Когда я был юношей, ребята и девушки не были «друзьями». Если вы назывались «друзьями», это означало, что…
— Я знаю, что это означало, паи, — прерываю я. — Теперь все иначе. Ребята и девушки, бывает, просто дружат.
— Кто этот Джордж? — спрашивает Мышь.
Я тяжело вздыхаю. Каждый раз, когда Джордж звонит, а это происходит примерно раз в неделю, он приглашает меня на свидание, а я отвечаю, что не готова, и отклоняю предложение. Но на самом деле мне кажется, в случае с Джорджем я никогда не буду готова. Но Мыши я просто говорю, что Джордж — это парень, который учится в Брауне.
— Он очень милый парень, — присоединяется папа. — Как раз такой, какого все отцы желают видеть в качестве жениха дочери.
— И как раз такой, с каким, как представляется дочери, стоит встречаться, но она этого почему-то не делает. Потому что он ее не привлекает.
Папа всплескивает руками:
— Да кому нужна какая-то там привлекательность? Дело в том, любишь ты его или нет.
Мы с Мышью переглядываемся и смеемся. Если бы я только чувствовала влечение к Джорджу, не было бы никаких проблем. По крайней мере, было бы с кем пойти на выпускной. Я бы и сейчас, могла его позвать, и он бы пришел, но мне не хочется снова понапрасну морочить ему голову. Это было бы несправедливо.
— Нельзя ли поговорить еще о чем-нибудь?
И вдруг, как будто бы в ответ на мои молитвы, раздается громкий стук в заднюю дверь.
— Это Мэгги! — кричит Мисси.
— Не могла бы ты сказать ей, чтобы она входила? — спрашивает папа.
— Она говорит, что не будет входить. Она хочет поговорить с Кэрри наедине и немедленно.
Мышь закатывает глаза:
— Ну, что там еще случилось?
Я кладу салфетку на стол и иду к двери.
У Мэгги лицо опухло от слез. Волосы торчат в разные стороны, словно она пыталась их вырвать с корнем. Она жестом просит меня выйти на улицу. Я пытаюсь обнять ее, но она отстраняется. Ее буквально трясет от гнева.
— Я так и знала, что это случится. Так и знала.
— Что знала? — спрашиваю я. В моем голосе — усиливающаяся тревога.
— Не могу здесь об этом говорить. Тут твой папа может услышать. Встретимся в «Эмеральд» через пять минут.
— Но… — говорю я, оглядываясь на долг. — У меня в гостях Мышь и…
— Приходи вместе с ней, — отрывисто отвечает Мэгги. — В «Эмеральд», через пять минут. Будьте там.
— Да в чем дело? — спрашивает Мышь, когда мы останавливаемся возле машины Мэгги. Ее в машине нет, а это значат, что Мэгги ушла в бар одна, и это само по себе повод для беспокойства.
— Не знаю, — отвечаю я в полной растерянности. — Боюсь, это имеет отношение к Питеру. И к статье в «Мускатном орехе». Про принца-ботаника.
Мышь делает гримасу.
— Там же не написано конкретно, что это — Питер.
— Мэгги так думает.
— Это для нее типично. Она все воспринимает на свой счет.
— Да я понимаю, но… — говорю я, раздумывая, не рассказать ли Мыши о том, кто такой на самом деле Пинки Уизертон. Но тут дверь бара открывается, и из нее высовывается голова Мэгги.
— А, вот вы где! — мрачно восклицает она и снова исчезает внутри.
Она сидит у бара и пьет что-то весьма похожее на чистую водку, в которой нет даже льда. Мышь заказывает скотч, а я свой обычный коктейль с соком сахарного тростника. Я чувствую, что разговор будет неприятным, и мне требуется что-нибудь вкусное в качестве компенсации.
— Итак, — заявляет Мэгги. — Она его заполучила.
— Кто эта «она» и кого ей удалось заполучить? — спрашивает Мышь.
Я знаю, она не хотела, чтобы ее слова звучали саркастически, но все равно так оно и вышло, хотя и не слишком заметно.
— Роберта, — говорит Мэгги сердито. — Я тебе точно говорю, сейчас не время для этого.
Мышь воздевает руки и пожимает плечами.
— Что, уже и спросить нельзя?
— Мне кажется, в этом есть доля твоей вины, — говорит Мэгз, отпив изрядный глоток из бокала с водкой. — Это же ты нас познакомила.
— С Питером? Прекрати, Мэгги. Ты же его уже много лет знаешь. Просто раньше ты его не замечала, и кстати, я не помню, чтобы советовала тебе им заняться.
— Да уж, — вмешиваюсь я. — Согласись, никто не побуждал тебя: заниматься с ним сексом.
— Знаешь, уж тебе-то точно не стоит об этом…
— Знаю, знаю. Потому что я — девственница. Очень хорошо. Я разве виновата в этом? Я бы переспала с Себастьяном, если бы Лали его не украла.
— Правда? — спрашивает Мышь.
— Ну, да. Почему бы и нет? С кем еще мне было спать?
Я обвожу глазами бар.
— Хотя можно вот тут кого-нибудь подцепить и сделать это на автостоянке…
— Извини, — прерывает меня Мэгги, ударяя бокалом по барной стойке. — Мы сейчас обо мне говорим, ага? У меня неприятности. И я просто с ума схожу от этого, Я готова на самоубийство…
— Не делай этого, — говорит Мышь. — Слишком много мороки…
— Прекрати! — кричит Мэгги.
Мы с Мышью переглядываемся и немедленно умолкаем.
— Хорошо, — говорит Мэгги после долгого вздоха. — Это случилось. Мой самый большой кошмар. Оказался реальностью.
Мышь поднимает глаза к потолку.
— Мэгги, — говорит она терпеливо. — Мы не сможем тебе помочь, пока ты не расскажешь, что случилось.
— Ты что, не знаешь? — практически стонет Мэгги. — Питер порвал отношения со мной и теперь встречается с Джен Пи.
Я чуть не падаю с табурета.
— Да, это правда, — рычит Мэгги.
— Сначала мы с ним сильно поругались. Это было в среду днем, ты помнишь, — говорит она, глядя на меня. — В тот день, когда он флиртовал с Джен Пи в спортзале. Мы долго кричали друг на друга, но потом мы занимались сексом, и я подумала, что все улеглось. А сегодня днем он звонит мне и сообщает, что нам нужно поговорить.