— Я спрошу его сегодня днем.
Я собираю волосы и убираю их под резиновую шапочку.
— Не переживай, — говорит Лали, как будто все так и должно быть. — Я сама спрошу его, когда увижу. — И она выходит из раздевалки. А я вспоминаю, как Лали танцевала с Себастьяном на вечеринке у нее дома.
Я занимаю свое место на соседней с Лали дорожке.
— Себастьян встречает меня после тренировки в четыре, и я смогу с ним все обсудить, так что не волнуйся.
Она смотрит на меня и пожимает плечами:
— Как знаешь.
Когда мои ноги отрываются от земли, я вспоминаю, что у меня в четыре редколлегия. Мое тело становится деревянным, и я плюхаюсь в воду, как бревно. На какой-то момент у меня шок от удара, но затем руки и ноги автоматически начинают грести, и вот я уже плыву.
Вот черт, я забыла сказать Себастьяну о редакционной встрече. Что, если я уйду, не нуждавшись, когда он приедет? Тогда Лали наверняка не упустит случая пообщаться с ним. Я настолько расстроена, что проваливаю самый простой прыжок в моей программе — прыжок ласточкой.
— Что с тобой не так, Брэдшоу? — спрашивает тренер Нипси. — Ты бы лучше собралась к пятнице.
— Обещаю, — говорю я, вытирая лицо полотенцем.
— Ты слишком много времени проводишь со своим бойфрендом, — ехидничает он, — и поэтому не можешь сконцентрироваться.
Я смотрю на Лали, которая наблюдает за нашей беседой. В какой-то момент я замечаю легкую улыбкуна ее лице, но она быстро исчезает.
— Я думал, мы сходим в торговый центр, — говорит Себастьян и раздраженно смотрит в сторону.
— Прости меня.
Я хочу взять его за руку, но он делает шаг назад.
— Не надо — ты мокрая.
— Я только что из бассейна.
— Вижу, — хмуро говорит он.
— Я задержусь всего на часик.
— Почему ты вообще хочешь работать над этой вшивой газетенкой?
Как я могу ему объяснить? Сказать, что я пытаюсь позаботиться о своем будущем? Себастьян не поймет. Он делает все, чтобы у него его не было.
— Да ладно, — умоляюще говорю я.
— Я не хочу ходить по магазинам один.
Лали стоит рядом и выжимает полотенце.
— Я могу составить тебе компанию, — вызывается она.
— Супер, — говорит он и улыбается мне: — Тогда мы увидимся позже, хорошо?
— Конечно.
Все это выглядит вполне невинно. Почему же слово «мы» заставляет меня вздрогнуть? Я решаю плюнуть на редакционное собрание и пойти за ним. Я даже поднимаюсь, чтобы догнать его, но останавливаюсь. Неужели я буду вести себя подобным образом всю жизнь: сначала решать заняться чем-то важным, а потом бросать все это ради парня? «Слабачка. Брэдли, ты самая настоящая слабачка». — Я слышу свой внутренний голос, который почему-то очень похож на голос Мыши.
Я все-таки иду на редколлегию. Из-за моего замешательства я немного опаздываю. Все уже сидят вокруг большого стола, за исключением мисс Смидженс, которая стоит около окна и украдкой курит сигарету. Так как она не принимает участия в обсуждения, она первая замечает, что я пришла.
— Кэрри Брэдшоу, — говорит она. — Вы все-таки решили почтить нас своим присутствием.
Питер поднимает глаза, и мы смотрим друг на друга. Подонок, думаю я, вспоминая, что Лали мне только что рассказала о нем и Донне ЛаДонне. Если Питер попробует строить мне козни в «Мускатном орехе», я напомню ему, что он говорил Себастьяну.
— Все присутствующие знакомы с Кэрри? Кэрри Брэдшоу? — спрашивает она. — Она из выпускного класса. И я думаю, она… ээ… решила присоединиться к нашему коллективу.
Все смотрят на меня безучастно. Кроме Питера я узнаю еще троих выпускников. Еще четыре человека, похоже, на год или на два младше, плюс одна девочка, которая выглядит совсем юной, очевидно первокурсница. Все не так ужасно, решаю я.
— Давайте вернемся к обсуждению, — говорит Питер, когда я сажусь за стол. — Какие предложения на ближайший номер?
Юная девушка, у которой черные волосы и плохая кожа, одна из тех, кто собирается-преуспеть-даже-если-это-убьет-их, поднимает руку:
— Я думаю, что нам стоит написать о еде в кафетерии: где ее берут и почему она такая плохая.
— Мы уже осветили эту проблему, — устало говорит Питер. — Мы пишем об этом практически в каждом номере. И ничего не меняется.
— Ну, почему же, — говорит ботаник в очках с толстыми линзами. — Два года назад школа согласилась поставить в кафетерии автоматы со здоровой пищей. По крайней мере, теперь у нас есть семечки.
Ага, так вот почему у нас есть группа учеников, которые постоянно грызут семечки, как колония грызунов.
— Как насчет спортивного зала? — предлагает девушка, чьи волосы заплетены в тугую косу. — Почему бы нам не выступить с пропагандой видеокурсов по шейпингу вместо баскетбола?
— Не думаю, что парни захотели бы заниматься в спортзале аэробикой, — иронично отвечает Питер.
— И вообще, разве это не глупо — писать о вещах, которые люди могут сами делать дома? — говорит ботаник. — Это было бы все равно что заставлять всех ходить в прачечную.
— И это все вопрос выбора, правильно? — говорит первокурсница. — Тогда, может, нам стоит написать о костюмах болельщиц, которые излишне вызывающие и выделяются по сравнению с тем, как одеваются остальные ученики.
— О нет, — вздыхает Питер. — Кэрри, а что ты думаешь?
— Разве кто-то не пытался в прошлом году провести закон о дискриминации в группе поддержки и он в результате провалился?
— Мы не будем сдаваться, — настаивает первокурсница: — Группа поддержки дискриминирует некрасивых людей. Это неконституционно.
— Да? — спрашивает Питер.
— А я думаю, что должен быть специальный закон против некрасивых девушек, — говорит ботаник и начинает громко фыркать. Очевидно, он так смеется.
Питер строго смотрит на него и обращается к первокурснице:
— Гейл, я думал, что мы уже все обсудили. Ты не можешь использовать газету, чтобы сводить счеты и решать семейные проблемы. Мы все знаем, что твоя сестра хотела быть болельщицей и что Донна ЛаДонна дважды ей отказала. Если бы она не была твоей сестрой, то, возможно, мы бы еще раз попробовали. Но иначе это выглядит так, как будто газета оказывает давление на группу поддержки, чтобы они, наконец, приняли твою сестру. Это против всех журналистских конвенций…
— Как-как? — спрашиваю я, неожиданно проявив интерес. Особенно если учесть, что все это очень смахивает на то, что Питер пытается защитить Донну ЛаДонну. — Разве не главная цель журналистов донести до людей, что плохого происходит в мире? А плохое начинается дома или прямо здесь, в школе Каслбери.
