В тот год на Рождество, когда мы сидели за праздничным столом и ели рождественское полено
[9]
, мама сделала объявление: она решила вновь пойти учиться и получить диплом архитектора. Она пообещала, что в нашей жизни ничего не изменится, кроме того, что папе иногда придется кормить нас ужином.
Несколько лет спустя моя мама получила работу в архитектурном бюро «Бикон и Бикон». После школы я любила заходить к ней в офис, который располагался в старинном доме в центре города. Все комнаты были устланы коврами, а в воздухе стоял запах бумаги и чернил. Там был забавный наклоненный стол, за которым работала мама: она рисовала сложные и в то же время очень элегантные чертежи, делая твердой рукой четкие штрихи и линии. На нее работали два человека — оба молодые мужчины, которые, похоже, боготворили ее. Мне же она казалась настоящей феминисткой, потому я не считала, что колготы, высокие каблуки, красивая заколка в волосах противоречат тому понятию, ведь главное — это то как ты себя ведешь и как строишь свою жизнь. А моя мама была самостоятельной, уверенной в себе женщиной.
Когда мне было тринадцать, я прочитала в частной газете, что Мэри Гордон Ховард будет встречаться с читателями и подписывать книги нашей, городской библиотеке. В это время из-за болезни мама чувствовала себя уже слишком плохо, чтобы выходить из дома, поэтому я решила сделать ей сюрприз: сходить в библиотеке подписать книгу. Я надела желтое платье с рисунком в индийском стиле, заплела косы, завязала их желтыми лентами и дополнила образ сандалиями на платформе. Прежде чем уйти, я зашла к матери.
Она лежала на кровати, шторы в комнате ли закрыты. Как всегда, старые дедовские часы размеренно отсчитывали минуты: тик-тик-так. И я представила, как маленькие зубчики механизма с каждым тик-таком откупают кусочки времени, отведенного маме, неумолимо сокращая его.
— Куда ты собралась? — спросила мама. Ее голос, прежде ласкающий слух, превратился в писклявый скрежет.
— В библиотеку. — Я так и сияла от того, как мне хотелось раскрыть ей секрет.
— Это хорошо, — сказала она. — Ты выглядишь мило. — Она глубоко вздохнула и продолжила: — Мне нравятся твои ленты. Где ты их взяла?
— В твоей старой коробке для шитья.
Она кивнула:
— Мой отец привез их из Бельгии.
Я потрогала ленты, усомнившись, можно ли было мне их брать.
— Нет-нет, — угадав ход моих мыслей, сказала мама. — Носи их. Они же для этого и предназначены, так ведь? И потом, — повторила она, — ты выглядишь очень мило.
У мамы опять начался приступ кашля. Впервые он появился за год до того, как выяснилось, что она больна. Я боялась этого звука — пронзительного и слабого одновременно, он напоминал мне стон задыхающегося беспомощного животного. Услышав, что маме плохо, в комнату вошла сиделка. Она сияла зубами колпачок со шприца и зажала мамину руку двумя пальцами.
— Все хорошо, дорогая, все хорошо, — успокаивающе сказала она, осторожно вводя мглу. — Сейчас ты уснешь, а когда проснешься, будешь чувствовать себя лучше.
Мама посмотрела на меня и подмигнула.
— Сомневаюсь я в этом, — сказала она, начиная проваливаться в сон.
Я села на велосипед и поехала по Мейн-стрит к библиотеке. И пока я жала на педали, в моей голове начала формироваться идея, что Мэри Гордон Ховард здесь, чтобы спасти меня. Она признает меня: увидит и инстинктивно почувствует, что я тоже писатель и феминистка и однажды напишу книгу, которая изменит мир. И я начала еще яростнее крутить педали, понимая, что опаздываю на свое драматическое преображение.
Добравшись до библиотеки, я бросила велосипед в кусты и побежала наверх в главный читальный зал. Двенадцать рядов женщин сидели на складных стульях. Великая Мэри Гордон Ховард стояла перед ними за трибуной. Она выглядела, как женщина, готовая к борьбе, в классическом костюме стального цвета с огромными подкладки плечами. Я ощутила скрытую враждебность в воздухе и прошмыгнула за стеллаж.
— Да? — Мэри Гордон Ховард рявкнула женщине в первом ряду, которая подняла руку. Это была наша соседка, миссис Агноста.
— Все, что вы говорите, очень хорошо, — аккуратно начала Агноста. — Но что, если вы не счастливы в жизни? Я имею в виду, я не уверена, что жизнь моей дочери должна отличаться от моей. На самом деле, я хочу, чтобы моя дочь была такой же, как я.
Мэри Гордон Ховард нахмурила брови. В ее ушах были невероятные голубые камни, а когда она подняла руку, чтобы поправить серьги, заметила на ее запястье прямоугольные часы с бриллиантами. Почему-то я не ожидала, что Мэри Гордон Ховард будет усыпана украшениями. Затем она опустила голову и уставилась на миссис Агносту, как бык, готовый на нее напасть. На долю секунды я даже испугалась Агносту, которая, без сомнения, понятия не имела, куда она шла, а просто хотела культурно провести день.
— Это, моя дорогая, потому, что вы классический самовлюбленный человек, — заявила Мэри Гордон Ховард. — Вы так любите себя, что уверены, что люди могут быть счастливы, только если они «такие же, как вы». Вы — показательный пример женщины, которая является препятствием мешающим другим женщинам развиваться. Что ж, подумала я, возможно, это и правда, и если бы все женщины были похожи на миссис Агносту, то они целыми днями пекли бы печенье и чистили унитазы.
Мэри Гордон Ховард оглядела комнату, и на ее лице появилось выражение триумфа.
— Сейчас, если вопросов больше нет, я с радостью подпишу ваши книги.
Вопросов больше не было: все были слишком напуганы властностью и авторитетом писательницы. Я встала в очередь, прижимая к груди мамин «Консенсус». Главный библиотекарь, мисс Детутен, которую я знаю еще с детства, стояла рядом с Мэри Гордон Ховард, подавая ей книги. Писательница подписала несколько книг, после чего с выражением досады на лице повернулась к мисс Детутен и проворчала:
— Боюсь, что им уже не поможешь — темные, непросвещенные домохозяйки.
К этому моменту я была уже третьей в очереди и все прекрасно слышала:
— О нет! Это совсем не так.
Я хотела рассказать ей о своей матери, о том, как «Консенсус» изменил ее жизнь. Мисс Детутен сжалась и зардела от смущения, затем обернулась и заметила меня:
— Это же Кэрри Брэдшоу, — объявила она слишком счастливым голосом, словно она была рада, что я здесь, потому что Мэри Гордон Ховард хотела бы со мной познакомиться.
Мои пальцы впились в книгу, я не могла пошевелиться, а на лице застыла глупая, застенчивая улыбка. Гордон, как я сейчас стала ее про себя называть, посмотрела в мою сторону и продолжила подписывать книги.
— Кэрри собирается стать писательницей, — разглагольствовала Детутен.
— Это так, Кэрри?
Я кивнула и неожиданно привлекла внимание Гордон. Она даже отложила ручку.
