– Вчера вы говорили об этом за ужином, – вспомнил я.
– Это очень интересный объект в России, – тихо поведал мне
отец. – Если мои сведения верны, то скоро его акции будут стоить миллионы
долларов. Они собираются заявить о себе на нью-йоркской товарной бирже.
– Возможно, – согласился я, не понимая, почему его и меня
это должно интересовать.
– Мы участвовали в первом аукционе, состоявшемся два года
назад, – вдруг сказал отец, – и получили тогда около пяти процентов акций. Если
сумеем взять еще столько же, то, возможно, я войду в совет директоров компании.
И тогда оставлю мою работу в Лондоне.
– Ты хочешь оставить дипломатическую службу? – Я не мог
скрыть своего изумления.
– Конечно, – кивнул он. – Вчера я не стал тебе говорить, но
среди моих знакомых и друзей не иметь миллиона долларов считается уже
неприличным. Это как необходимый уровень для выживания. Но должен тебе
признаться, что у меня пока нет свободного миллиона, и меня это очень
беспокоит. В моем возрасте пора подумать об обеспеченной старости.
– Пять процентов акций, – повторил я. – Если они выйдут на
нью-йоркский рынок, то акции будут стоить…
– Пять миллионов долларов, – закончил за меня отец. – Но их
у меня пока нет. И акций тоже нет.
– Как это нет? Ты же сказал, что они у тебя есть?
– Они есть у нашей компании, которую мы основали примерно
два года назад, – пояснил отец. – Но деньги тогда дал Салим Мухтаров. Формально
акции принадлежат моей компании. Они не именные акции, а на предъявителя. И
хотя компания моя, он всегда может забрать эти акции в залог долга. Если я не
смогу внести пятьсот тысяч евро за эти акции, они вообще могут остаться у
Мухтарова. А он знает их реальную цену. И знает, что у меня нет свободных
пятисот тысяч евро. Или шестисот пятидесяти тысяч долларов по нынешнему курсу. Мы
тогда глупо считали доллар более стабильной валютой, а оказалось, что за
последние несколько лет евро вырос почти на пятьдесят процентов.
– Ты можешь попросить отсрочки.
– Он не дурак. Понимает, что и сколько стоит.
– Может, предложить Тудору?
– Нет. Я не хочу вмешивать его в это дело. Кроме того, я ему
предлагал, но он отказался. Сказал, что у него нет таких денег.
Я попытался догадаться, к чему он клонит. Если отец думает,
что я могу попросить такую сумму у моего тестя, то он ошибается. Мой тесть тоже
не дурак. И тоже умеет считать. Заплатив такие деньги, он переведет акции на
себя, чтобы потом получить в десять раз больше. И этим самым навечно свяжет
меня с моей женой. Всю оставшуюся жизнь я буду у нее на содержании. И мои
родители тоже будут от нее зависеть. Так что все, что угодно, но только не это.
– Я не смогу взять такую сумму у Саитджана, – твердо заявил
я.
– Никто этого не предлагает, – мрачно отозвался отец. – Не
хватает нам вмешивать еще и его. Представляю, как он обрадуется. У него-то
наверняка есть пара-тройка миллионов, которые он не знает куда деть. Как и у
всех наших чиновников. Они ведут себя так глупо, что уже давно стали посмешищем
у всей Европы. Прячут деньги в швейцарских банках, даже не решаясь их никуда
инвестировать, открывают подставные счета, держат деньги у родственников.
Некоторые до сих пор закапывают их в землю или прячут в тайники. В общем, ведут
себя так, словно сейчас шестидесятые годы двадцатого века. Не могут даже
нормально распорядиться своими средствами. Нам такой инвестор не нужен. И судя
по поведению Рахимы, ты недолго будешь терпеть ее хамское поведение. Или я не
прав?
– Не знаю, – честно признался я.
– Так что этот вопрос нужно решать совсем с другими людьми.
Я думаю, что сумею найти инвесторов и выкупить акции. А потом нужно будет взять
еще пять процентов и попасть в совет директоров.
– Но откуда такие деньги? – Все-таки я абсолютный профан в
подобных вопросах. Отец прав – бизнесмен из меня никудышный.
– Очень просто, – снисходительно улыбнулся он. – Если я
смогу выкупить первые пять процентов наших акций, то под их реальную стоимость
смогу получить кредит в любом банке. А это как минимум два миллиона долларов. И
тогда смогу предложить неплохие деньги за оставшиеся пять процентов, пока акции
не будут размещены на нью-йоркской бирже. А тогда общая цена всех акций может
составить около десяти миллионов долларов и плюс место в совете директоров.
– Здорово, – не удержался я, – похоже, ты все продумал.
– Почти все, – подтвердил отец, – но в любом случае нужно
подождать аукциона и дождаться, когда акции Северогорского комбината появятся
на реальном рынке. Поэтому мне не нужны никакие скандалы и никакие слухи о
твоем возможном разводе с Рахимой. Даже если кто-нибудь узнает о том, как она
глупо себя ведет. Ни одного слова. Под должность ее отца я смогу получить
кредит в любом банке нашей страны. Или в хорошем европейском банке, у которого
есть филиалы в Средней Азии. Они тоже умеют считать, уверяю тебя. Ты все понял?
– Все.
– Подожди два-три месяца. Потерпи и не устраивай никаких
публичных скандалов. Как только десять процентов акций будет у нас, ты сможешь
спокойно развестись, если захочешь. Или приструнить ее так, чтобы она знала
свое место. Даже если после этого Рахима побежит жаловаться отцу, то тогда он
не сможет ничего сделать. Мы будем ему не по зубам. Ты меня понял?
Я кивнул и в этот момент услышал за спиной голос Рахимы. Мы оба
невольно обернулись. Она спустилась в сад и шла к нам. Неужели слышала
последние слова моего отца?
– Куда вы пропали? – голосом обиженного ребенка спросила
Рахима. – Мне здесь очень нравится. Прекрасный дом и хороший сад. Нужно
остаться здесь на несколько дней. Только в комнатах очень холодно. Вы не
знаете, как включить отопление?
– Нужно позвать нашу кухарку, – улыбнулся отец. – Тут в
каждой комнате свое индивидуальное отопление. Я думаю, что можно включить
кондиционеры, переставив их на тепло. Они тут мощные, запросто обогреют вашу
комнату. Но все-таки лучше позвать кухарку, она знает, как включать отопление.
– Я так и сделаю. – Рахима успела переодеться. На ней были
темные брюки и шерстяной джемпер. Она улыбнулась отцу и, повернувшись, пошла к
дому.
– Красивая женщина, – с некоторым сожалением проговорил
отец, глядя ей вслед. – Не понимаю, почему у вас ничего не получилось?
– Я сам ничего не понимаю. Должно быть, мы слишком разные
люди.
– В любом случае виноват только ты. Она была совсем
девочкой, когда вы поженились. И кроме того, ты обязан всегда помнить, что она
– мать твоего сына. И моего внука, между прочим.
– Только поэтому мы все еще женаты. – У меня испортилось
настроение. Рахима могла услышать последние слова моего отца. У нее очень
хороший слух, в этом я много раз убеждался.
