— По-моему, местное солнце на вас плохо действует, —
рассмеялся Вайнштейн, — в любом случае, будьте максимально осторожны. Ни один
контракт не стоит того риска, которому вы можете подвергнуть себя и членов
вашей делегации. Всегда помните об этом.
В дверь постучали. Он подошел и открыл дверь, впуская Алену.
— С кем ты разговаривал? — спросила она. — Я слышал, как ты
говорил.
— Позвонил Борис Александрович, — объяснил он.
— Ругался?
— Нет. Скорее наоборот, был добродушен и шутил. Он
достаточно опытный и умный человек, понимает, что иначе было нельзя.
— Ты ему сказал, что у тебя теперь личная охрана?
— Нужно было сказать. Он бы тогда перестал шутить. Ты не в
настроении? Наверно, не выспалась, — пошутил он.
— Нет. Не поэтому, — она подошла к окну, посмотрела вниз.
Затем зашла в ванную комнату, включила воду и позвала его к себе.
— Это новая игра? — не понял Фархад, входя в ванную.
Она закрыла дверь.
— У нас много проблем, — сказала она под шум льющейся воды.
— Это у американцев сейчас проблемы. А у нас они уже
закончились, — возразил Сеидов.
— Я говорю не о нашем тендере, — возразила Алена, — я
получила сведения из Москвы. В нашей группе есть чужой, который информирует
другую сторону о всех наших передвижениях и переговорах.
— И я знаю, кто это такой. Твой друг Михаил Гладков. Он
одновременно работает и на нашу… — она покачала головой, и он вставил другое
слово, — журналистику, и на наших дипломатов.
— Нет, — возразила она, — это кто-то другой.
— Тогда больше некому, — удивился Фархад, — все четверо
работают в нашей компании. И, в отличие от тебя, работают уже давно. Насколько
я понял, все четверо очень хорошие специалисты, если их отправили в такую
сложную командировку.
— Ты не можешь быть серьезным? — спросила она с досадой. —
Это не шутки. Я тебе говорю, что в нашей группе есть чужой, который информирует
о каждом нашем шаге, обо всех наших переговорах.
— Кто? — спросил Сеидов.
— Не знаю. Я пришла к тебе посоветоваться. Может, ты что-то
заметил. Необычное поведение кого-нибудь из этой четверки. Головацкий — геолог,
он работал в разных странах, его могли завербовать. Гацерелия — дипломат. Она
тоже раньше работала в МИДе, а уже затем перешла к нам на работу в компанию.
Кажгалиев — переводчик, он часто встречается с иностранцами. Только у Резникова
может быть относительное алиби, но все поставки зарубежной техники идут и через
него. Значит, у него могли быть связи с иностранцами.
— Так рассуждали раньше в наших органах, — усмехнулся
Фархад. — Если имел контакты с иностранцами или работал за рубежом, значит, мог
быть завербован иностранной спецслужбой. Я думал, что те времена давно прошли.
— Они не прошли, — сказала Алена, — в наше время тоже
вербуют наших граждан и предлагают работать на иностранные спецслужбы. Этой
практике уже несколько тысяч лет, и я думаю, что она будет продолжаться до тех
пор, пока существуют государственные границы и государственные тайны.
— Я не знаю, кто из них. Все четверо казались мне
нормальными людьми и хорошими специалистами. Кажгалиев вообще очень молод.
Вспомни, как его выворачивало, когда мы попали под обстрел. Он совсем мальчик.
Резников тоже не похож на шпиона, из него слова лишнего не вытащишь. Подожди,
подожди. Я вспомнил один эпизод… — Он прислушался, словно опасаясь, что его
охранники сумеют войти в номер и пройти в ванную комнату. — Я, кажется, знаю,
кто это мог быть, — перешел он на шепот.
— Кто?
— Манана Гацерелия, — выдохнул он. — Ты помнишь, когда мы
сюда ехали, вы остались в одном номере в Эр-Румбе. На следующий день она пришла
ко мне в номер и рассказала, как ты себя вела.
— Интересно, — криво усмехнулась Алена, — что именно она
тебе рассказала?
— Она услышала, как ты говорила из ванной комнаты. Очевидно,
у вас есть некие штампы, к которым вы каждый раз прибегаете, — показал он на
включенную воду. — Ты вошла в ванную комнату, открыла воду и начала
разговаривать по телефону. Но там вода шла без такого напора, как здесь, и она
все услышала. Она потом пришла и рассказала, что ты докладывала о нашем
переходе через границу и нападении на нашу группу.
— Она все это слышала? — нервно спросила Алена.
— Да. И сразу пришла ко мне. Она подслушивала тебя, когда ты
разговаривала. Я еще тогда подумал, почему она это делала. Обычные люди не
подслушивают чужих разговоров. Она объяснила, что работала дипломатом, а там их
учили всегда проверять своих напарников. И никому не доверять, особенно в таких
поездках.
— А мне ты ничего не сказал, — упрекнула его Алена.
— Я подумал, что ты работаешь на чужую сторону. А потом
выяснилось, что это я работаю на чужую сторону, а ты как раз работаешь на нашей
стороне. И я не стал тебе ничего рассказывать.
— Нужно было рассказать, — хмуро заметила Алена. — Значит,
ты думаешь, что это может быть Манана Гацерелия?
— Не знаю. Возможно. Вам нужно ее проверить.
— Проверим, — кивнула Алена, — только ты больше об этом
никому не рассказывай.
Раздался телефонный звонок внутренней связи. Сеидов вышел из
ванной и подошел к телефону.
— Добрый вечер, Фархад Алиевич, — услышал он скороговорку
переводчика, — это Кажгельды вас беспокоит. Ко мне позвонили из ресторана,
спрашивают, когда вы будете обедать.
— Прямо сейчас, — ответил он, положив трубку.
— Ты уже обедала? — спросил он у Алены.
— Нет.
— Тогда пойдем вниз и вместе пообедаем.
Снова раздался звонок. Это опять был Кажгалиев.
— Французский журналист Жорж Брикар хочет с вами
встретиться. Спрашивает, когда вы сможете его принять?
— Сразу после обеда, — ответил Сеидов. — Кто еще хочет со
мной встретиться?
— У меня здесь уже целый список. Все журналисты, живущие в
отеле, хотят взять у вас интервью, — сообщил Кажгалиев, — но Брикар был первым.
Это тот самый журналист, который подошел к вам сегодня в холле.
— Значит, он и будет первым, — решил Сеидов.
Он быстро переоделся, немного смущаясь присутствия Алены,
которая сидела в спальне и смотрела на него. Затем вместе с ней вышел из
номера. Оба полицейских вскочили при их появлении.
— Мы идем обедать, — сообщил Фархад.
— Нам пойти с вами, господин? — спросил один из офицеров.
