— Вы наделали столько шума, — повторил Брикар, — что теперь
весь город только и говорит про вашу делегацию. Правда, теперь мне лучше даже
не стоять рядом с вами. Вы стали взрывоопасным человеком, мистер Сеидов, —
улыбнулся журналист.
— Надеюсь, что я никому не причиню вреда, — отозвался
Фархад.
— Позвольте пожать вам руку, — протянул руку Брикар, — здесь
мало таких достойных людей, как вы.
Рукопожатие было крепким. Фархад прошел дальше. Уже в своем
номере он устало разделся, снимая галстук и пиджак. В этот момент в дверь
постучали. Он подошел, чуть помедлил, прежде чем открыть. И открыл, даже не
спрашивая, кто стоит за дверью. Это была Алена. Он словно ее почувствовал.
— Ты хотя бы спрашивай, кто к тебе стучит, — зло попросила
она, проходя в комнату и усаживаясь на стул. — Тебе стало легче? Высказался? Ты
хоть понимаешь, что именно ты сделал? Теперь ты стал личным врагом губернатора
Нувайри. Гладкову уже позвонили из нашего посольства в Багдаде. Там тоже знают
о твоей блестящей речи. Ты совсем сошел с ума? Какие братья мусульмане? О чем
ты вообще говорил?
— Это была моя самая теологическая речь за всю жизнь, —
признался Фархад, устало усаживаясь в кресло, — неужели ты ничего не хочешь
понять? Если бы я стандартно выступил, рассказывая о нашем опыте работы в южных
странах и возможности инвестиций в экономику Ирака, меня бы вежливо выслушали —
и на этом все бы закончилось. Тендер мы бы гарантированно проиграли. И никто бы
про нас даже не вспомнил. Я видел по лицам американцев, что они уже чувствовали
себя победителями. А теперь комиссии, в которой большинство арабов, нужно
сделать выбор между мной, человеком, спасшим их соотечественника, потомком рода
«сеидов», мусульманином, сочувствующим их борьбе, и американцами, которые
пришли сюда на штыках своих солдат. Я думаю, что теперь выбор у них будет
нелегким. Раньше нужно было только выбрать между различными «кяфурами» —
русскими, американскими и английскими. Учитывая, что руководитель проекта сам
Бантинг, а губернатор считается ставленником американцев, то сомнений в победе
«Эксон мобил» лично у меня не было никаких.
— Ты сумасшедший, — убежденно произнесла Алена, — но
почему-то мне нравится твое поведение. Хотя я понимаю, что ты абсолютно не
прав.
— Спасибо. Теперь будем ждать, что именно они решат.
— Теперь тебе нужно сидеть в отеле и не выходить отсюда даже
на улицу, — посоветовала Алена. — Хорошо, что нашу гостиницу охраняют
англичане, иначе мы не смогли бы здесь продержаться. Нужно попросить местного
начальника полиции поставить двух офицеров у твоей двери.
— Нет. Только этого не хватает. Тогда ты не сможешь ко мне
приходить, — пошутил он.
— Я попрошу Гладкова поговорить с руководством полиции, —
сказала Алена, — а тебе лучше сейчас лечь и немного поспать.
— Только приму душ, — согласился Фархад. — Хорошо, что здесь
идет вода. Теплая из обоих кранов, но достаточно чистая, чтобы можно было
принять душ.
— Отдыхай, — она вышла из комнаты. Прошла по коридору,
подходя к номеру, который занимал Гладков. Постучала к нему. Тот сразу открыл
дверь и вышел в коридор. Они отошли на несколько шагов.
— Мне звонил наш посол, — сообщил Михаил Емельянович, — он в
бешенстве. Местные телеканалы уже сообщили, что речь руководителя российской
делегации была выдержана в духе мусульманского единства и братства. Можете себе
представить? Посол спрашивает: кого мы сюда привезли? Он собирается звонить
президенту компании «Южнефтегазпром». Интересно, как вашему президенту
Вайнштейну понравятся слова его вице-президента о мусульманском братстве?
— Сеидов сделал это нарочно, чтобы привлечь внимание к нашей
заявке, — пояснила Алена, — он не мог поступить иначе.
— Вы видели лицо губернатора? Я думал, что его хватит удар.
Да и вице-губернатор был в таком состоянии. Кусал губы и все время смотрел на
начальника полиции. Тот только пожимал плечами. Зачем нужно было устраивать
такой скандал? Мы могли бы завтра спокойно отсюда улететь. А теперь будем
сидеть два дня и одну ночь по своим номерам и дрожать от страха.
— Не нужно дрожать, — посоветовала Алена, — это всегда не
очень продуктивно.
— Послушайте, хватит давать мне советы, — разозлился
Гладков, — я старше вас и по опыту работы, и по званию. И я работаю достаточно
давно в этой стране, чтобы понимать, какую глупую и грубую ошибку допустил
господин Сеидов. Я уже доложил нашему послу, что снимаю с себя всякую
ответственность за безопасность делегации. Я вообще считаю, что нужно уже
сегодня вернуться в Багдад и там получить результаты тендерной заявки, которая
все равно будет не в нашу пользу. Можно договориться с англичанами и вылететь
на одном из их транспортных самолетов.
— Мы не можем так легко сбежать. Это будет похоже на
бегство, — сказала Алена, — даже я понимаю, что на Востоке не станут уважать
тех, кто бежит, не дожидаясь оглашения итогов. Тогда мы автоматически
распишемся в нашем проигрыше. Отъезд будет означать наше признание поражения.
— Не нужно этой риторики, — поморщился Гладков, — у меня
есть конкретная задача — вернуть вас в Багдад живыми и невредимыми. А ваш
руководитель делает все, чтобы усложнить мне эту задачу.
— Он не улетит, — убежденно произнесла Алена, — и никто не
улетит без него. Идите в свой номер и закройте дверь. Может, пронесет, и вы
останетесь в живых. Вас наверняка не тронут. Но никто из нас отсюда не уедет до
завтрашнего вечера. Это я могу вам гарантировать. Заодно мы должны узнать, кто
передавал информацию о нашей группе. Вы не забыли, что, вернувшись в Багдад, мы
никогда не узнаем о том, кто был таким «кротом» в нашей группе?
— Мне сообщили, что информацию передавали сначала из
Эр-Рутбы, — пояснил Гладков, — а это мог быть польский офицер, который
сопровождал вас из Иордании. Он вполне мог работать на израильтян или
американцев. А уже потом связался с колонной и узнал, когда именно вы прибыли в
Багдад.
— Нас сопровождал майор Томашевски, — вспомнила Алена, — но
он офицер. У них свое понятие офицерской чести.
— Я тоже офицер, — рявкнул Гладков, — хватит этой дурацкой
болтовни. «Офицерская честь», «мы никогда не уедем», «наш долг». Ну, хватит. Во
времена Советского Союза у нас сидели секретари парткомов, которые промывали
нам мозги и стучали на нас в КГБ. А теперь те времена прошли. Теперь у нас
вместо Ленина изображение Бенджамина Франклина. Теперь официально объявили, что
самые умные люди — это те, у кого больше таких «Франклинов». И стараться нужно
в жизни только ради «дяди Бенджамина», а не ради надуманных лозунгов.
— В таком случае что вам мешает перейти к американцам и
получать больше чужих «дядюшек»? — спросила Алена.
— Инерция мышления, — немного подумав, честно ответил
Гладков, — я не готов к подобным переменам и не хочу думать о подобном варианте
моей судьбы. Кроме того, я искренне люблю свою страну, свою семью и свою
работу. У меня осталась семья в Москве. И я не готов стать предателем. Для
этого тоже нужно перейти некую черту. Вы видите, насколько я откровенен. Из
меня предателя не получится. Я для этого не совсем подходящий человек.
