Мы шли через пролив целый день. Часть транспортов волокли за собой баржи, что сильно замедляло ход. Моряки начинали нервничать – красных можно было ожидать с минуты на минуту. К счастью, на этот раз обошлось, и к вечеру мы собрались все вместе невдалеке от таманского берега. По кораблю пронесся слух, что высадка назначена у села Кириловка, невдалеке от устья реки Молочной. Тут уж не требовался даже атлас прапорщика Герениса, чтобы понять направление будущего удара. Итак, замыкая наш полугодовой круг, мы снова возвращались в Мелитополь.
Увы, триумфального марша не получилось. Весь день 6 июня ветер крепчал, усиливалась качка, а наутро поднялся шторм. Вообще-то говоря, Азовское море не считается морем в полном смысле этого слова. Древние звали его Меотийским болотом. Похоже, они не попадали в шторм в этом болоте, иначе отнеслись бы к нему более уважительно.
Трепало нас крепко. На палубе лучше было не появляться – вполне могло смыть, и мы скучились в трюме, получая все возможные при шторме наслаждения. Как ни странно, прапорщик Геренис держался молодцом и трогательно откачивал бедную Ольгу, которая временами была на грани обморока. За поручика Усвятского я не волновался, а вот прапорщик Немно внезапно затосковал, побелел, мне даже стало за него боязно. Помочь было нечем. Поручик Усвятский, начитавшийся в детстве книг господина Станюковича, предложил старый боцманский способ – избиение страждущего железной цепочкой до крови. Признаться, ежели бы я верил в успех, то, пожалуй, применил бы нечто подобное.
Нижние чины оказались на удивление стойкими. Правда, лица юнкеров несколько позеленели, но это могло быть вызвано скверным освещением трюма. Господа бывшие краснопузые, распив добытый где-то самогон, играли в «шмен-де-фер». В общем, за личный состав я был более-менее спокоен.
Ночью, несмотря на волны, мы вытащили прапорщика Немно на палубу и стали приводить его в чувство. Свежий воздух приободрил нашего цыгана, и он вполне связно изложил, по просьбе поручика Усвятского, три наиболее простых способа увода лошадей из запертой конюшни. К тому времени шторм начал понемногу стихать, и корабли вновь взяли курс на север.
Вскоре мы вновь остановились и до утра простояли невдалеке от берега. Сквозь утреннюю мглу можно было различить несколько транспортов, уже начавших высадку, причем, ежели мой «цейс» не обманывал, высаживалась конница. Около шести утра очередь дошла и до нас. К самому берегу подойти не удалось – не было пристани. Пришлось прыгать прямо в воду, держа повыше винтовки, чтобы стволы не хлебнули воды. К счастью, берег молчал – Кириловка (слухи не обманули, именно Кириловка) была пуста.
Наконец, высадились все, мокрые, злые, смертельно усталые. Прапорщика Немно поддерживали под руки, а нашу сестру милосердия пришлось уложить на шинели прямо на песок. Рядом разгружалась баржа, с которой выводили несчастных замученных лошадей и выкатывали повозки. Постепенно берег заполнялся пехотой. Конницы уже не было – как выяснилось, конная бригада генерала Шифнер-Маркевича уже ушла на север, к Акимовке.
Штабс-капитан Докутович подыскивал какой-нибудь подходящий сарай, чтобы немного обсушиться, но тут к нам подлетел незнакомый полковник в плащ-палатке, потребовал командира и, не дожидаясь, начал распоряжаться. Оказалось, лошади и повозки предназначались для нас. Наш отряд в составе одной из пехотных бригад должен был двигаться вслед за конницей Маркевича.
При виде лошадей прапорщик Немно мгновенно ожил, лично проверив упряжь на наших повозках. Наконец, кое-как разместившись, мы покатили, насколько позволяли несчастные лошади, в сторону Акимовки. Воскресший Немно был теперь в своей стихии, и, когда четвероногие сбавляли ход, начинал выть по-волчьи, отчего лошадки тут же прибавляли аллюра.
Вскоре нас нагнал небольшой конный отряд, сопровождавший Якова Александровича. Командующий спешил развить наметившийся успех и шел вместе с авангардом.
Нас не ждали. По дороге мы то и дело встречали совершенно сбитых с толку краснопузых, которые стояли с поднятыми руками у обочины дороги, бросив винтовки прямо на землю. Мы подбирали винтовки, конфисковывали весь имевшийся запас махорки и отправляли их к месту высадки десанта, в Кириловку. Разбираться было некогда, тем более перед нами были не красные орлы, а обыкновенная тыловая сволочь, такая же, как у нас, только красного цвета. На них жалко тратить лишнюю пулю.
Правда, до Акимовки мы так и не дошли. На полдороги, у села Родионовка, шел бой – наша конница сцепилась-таки с заслоном красных. К счастью, мы поспели вовремя и к вечеру вышибли комиссаров из села, причем, большинство их предпочло не бежать, а попросту сдаться в плен. Мы не потеряли ни одного человека – в Акимовке у красных стояли одни лишь тыловые команды, едва ли знавшие толком, с какой стороны стреляет винтовка. Удивительно, что они вообще решились принять бой.
Первый успех заставил на время забыть все мрачные предчувствия. Казалось, время пошло вспять, мы снова в Донбассе и наступаем на Харьков, гоня перед собой очумелых большевиков. Однако, с тех пор прошел год, и мы были не в Донбассе, а всего лишь на подступах к Мелитополю. А его еще следовало взять.
Уже на следующее утро, 9 июня, штабс-капитан Докутович, вернувшись с короткого совещания, которое проводил в штабе бригады сам Яков Александрович, озабоченно сообщил, что в Акимовку красные подбросили свежие силы, а какие-то части уже идут вдоль реки Молочной прямо на нас. Командующий приказал немедленно выступать.
В тот день было как-то по особенному жарко, мы все ждали грозы, но небо оставалось чистым. К полудню все вконец одурели, и ежели бы не наши повозки, отряд пришлось бы останавливать на дневку. Красных все не было, и я уже начал подумывать, что мы с ними попросту разминулись. Так бывало, и не так уж редко. Но где-то в час дня что-то загремело, мы соскочили с повозок и развернулись в цепь. Вскоре стало понятно, в чем дело – показавшаяся впереди небольшая деревенька горела, из-за белых хат лупили гаубицы, а прямо на нас резвым аллюром мчалась конница, за которой тянулась пехота. Штабс-капитан Докутович приказал приготовиться, но через минуту все выяснилось. И конница, и пехота оказались нашими. В деревеньке, которая называлась Владимировка, окопались красные, и наш авангард дал задний ход. Вскоре они залегли рядом, образовав беспорядочную кучу, по которой тут же ударила красная артиллерия. Не было возможности даже привстать, чтобы окопаться.
Настроение сразу упало. Вот вам и триумфальный марш!
Лежали мы не менее получаса, вокруг уже было полно раненых, вдобавок, куда-то пропал Шифнер-Маркевич, и его отряд пребывал в полнейшей растерянности. Командир бригады, в которую мы входили, был ранен в первые же минуты, и я готов был посоветовать штабс-капитану Докутовичу брать командование на себя, как вдруг сзади послышался топот. К нам на полном скаку подлетело несколько десятков верховых. За ними чуть ли не бегом шла пехота.
Несколько всадников спешились и направились прямо к нам. Впереди шел Яков Александрович, весь в пыли и без фуражки. Мы коротко поздоровались, он махнул рукой, и мы сели прямо на землю, не обращая внимания на красные «гостинцы», пролетавшие то и дело над нашими головами. Подтянулись остальные офицеры, словно из-под земли появился худой мрачноватого вида генерал, как я сообразил, пропавший Шифнер-Маркевич. Рядом с Яковом Александровичем находился знакомый нам по зимним боям, но уже не капитан, а полковник Мезерницкий. Теперь он командовал 8-м кавалерийским полком.
