— Я бы сказала так: очень нужно выпить.
— То же самое могу сказать о всех присутствующих.
Я выпила еще.
— Хорошо, что я догадался прихватить две бутылки, — заметил Тони, снова наполняя бокал до краев. — Как ты себя чувствуешь?
Этот вопрос, как мне показалось, ответа не требовал. Да и не хотелось пускаться в подробные описания здоровья — ведь и так было понятно, что все хреново: я вернулась домой из больницы после рождения ребенка. Но без ребенка… Хотя я и знала, что Джеку лучше быть от меня подальше.
— А у меня хорошие новости насчет дома, — сказал Тони. — Приходили строители…
— Ты, должно быть, шутишь.
— В общем, прораб — как его зовут? — ну, северный ирландец… Коллинз, что ли? Короче, он спрашивал про тебя. И когда я сказал, что ты родила, но ребенок в интенсивной терапии. Боже, ты бы видела, как в нем взыграл католический комплекс вины. Он обещал, что соберет всю бригаду и за две недели они все доделают.
— Приятно сознавать, что ребенок, у которого, возможно, травмирован мозг, способен подвигнуть строителей на…
— Прекрати это, — спокойно произнес Тони, вновь наполняя мой бокал.
— Я что, уже выпила предыдущий?
— Похоже на то. Ну что, подавать ужин?
— Подожди, попробую догадаться, что ты выбрал. Карри виндалу
[23]
?
— Почти угадала. Цыплята в соусе тикка масала.
— А ведь ты знаешь, что я терпеть не могу индийскую кухню..
— Не любишь индийскую еду? Тогда ты ошиблась с выбором страны.
— Да, — кивнула я. — Похоже, так оно и есть.
У Тони на лице появилось уже знакомое мне напряженное выражение.
— Я пошел на кухню, надо кое-что доделать.
— А мне пора заняться дойкой — надо снова раскупоривать протоки.
Хорошенькое начало, ничего не скажешь. В довершение всех бед грудь мне снова заполнил цемент. Я заперлась в ванной, полюбовалась на недостроенные шкафы и голые полы, подключила пыточный насос и вскрикнула всего три раза, пока правый сосок не выдал струйку молока. А вот левая грудь на сей раз была сговорчивее. Молоко пошло уже через пять минут. Закончив, я слезла с сиденья унитаза, бросила молокоотсос в раковину и прошла в детскую. Там, усевшись на плетеный стул, я долго сидела, глядя на пустую колыбель. Тут-то я и поняла, что снова тону, как после родов, впадаю в то же ужасное состояние. Это был второй звонок. Веселая, красочная комната превратилась в клетку, которая катилась вниз — а я была заперта в ней. К тому же клетка стала сжиматься, становиться теснее, и вскоре я уже упиралась в стенки руками и ногами, чтобы не быть раздавленной.
— Чем это ты тут занимаешься?
От звуков голоса Тони падение прекратилось — я вернулась на грешную землю. Клетка снова стала комнатой. Я больше не падала, нет. Я стояла на четвереньках в нелепой позе, прижимаясь к стенке и обеими руками вцепившись в половицы.
— Салли, с тобой все в порядке?
Я не знала что отвечать. Я не была уверена, что у меня все в порядке. Я предпочла промолчать и позволила Тони поднять меня с пола и усадить на стул. В его взгляде читалась тревога, смешанная с презрением, — что ж, похоже, именно такие чувства вызывали у него мои участившиеся припадки.
К счастью, на этот раз все быстро пришло в норму. Усевшись в кресло, я снова стала нормальным человеком.
— Ужин готов? — спросила я.
— Салли, что ты делала на полу?
— Сама не знаю. Голова закружилась, кажется.
— Впечатление было, как будто ты пытаешься на четвереньках выползти из комнаты.
— Вот что значит выпить три бокала шампанского на пустой желудок.
Это замечание показалось мне дико смешным — я расхохоталась и долго не могла остановиться. Тони снова посмотрел на меня и ничего не сказал.
— Ой, да ладно, Тони, — сказала я. — Ты что, двойку мне хочешь поставить за плохое поведение?
— Может, тебе на сегодня хватит пить?
— Ага, с противной индийской едой? Шутишь, что ли?
Но ели мы совсем не цыплят под соусом тикка масала (это была одна из шуточек Тони). Нет, вместо этого меня ждали восхитительные, высококалорийные спагетти карбонара, щедро посыпанные свежим тертым пармезаном, большая миска зеленого салата и целый батон горячего чесночного хлеба с маслом, а к этому добрая бутылка кьянти — все из любимого мной «Маркса и Спенсера».
Что и говорить, эта еда была настоящим утешением. После стольких дней на больничной замазке, я почувствовала зверский аппетит. Я набросилась на пищу, как выпущенный на волю заложник. Правда, освобождения я не чувствовала, все проблемы оставались со мной. Просто пища на время обезвредила эту…
Эту что? Я-то ведь думала, что окончательно избавилась от взрывов неконтролируемых эмоций, которые так мучили меня после родов. А теперь… что за сюрреалистическая чертовщина происходила со мной в комнате Джека? Возможно, Тони прав: обильные возлияния после долгого периода воздержания пошатнули мое душевное равновесие. А увидев пустую колыбель, я просто не выдержала напряжения.
— У тебя полный бокал, что не пьешь? — спросил Тони.
— Побуду-ка я сегодня трезвенницей. Ты уж прости.
Он пожал плечами:
— Ерунда. — Но его интонация не показалась мне ободряющей.
— Спасибо тебе, ужин был просто превосходный.
— Что там превосходного, обычные полуфабрикаты.
— Нет, все равно, ты такой заботливый.
Он опять пожал плечами. Мы умолкли. Потом я заговорила:
— Мне страшно, Тони.
— Ничего удивительного. Тебе так досталось.
— Дело не только в этом. Если окажется, что Джек…
Он перебил меня:
— Ты же слышала, что вчера сказала сестра. Все жизненные показатели в норме. Томография ничего не показала. Электроэнцефалограмма тоже в порядке. Видишь, не о чем волноваться.
— Но доктор Рейнольдс не до конца уверен…
— Салли…
— Я уверена, что доктор Рейнольдс просто тянет время, не говорит нам, что у Джека травмирован мозг. Он, конечно, хороший человек, благородный — особенно по сравнению с этим старым хреном Хьюзом, — но ведь и он всего-навсего врач. Пока он нами занимается, его это волнует — но лишь до того момента, пока мы не выпишем Джека из больницы. Вот он и тянет до последнего, же так понятно.
— Боже, ну что за безумная теория заговора! Прекрати, в самом деле…
— Никакая это не теория заговора, Тони. Это наш сын, который уже вторую неделю в отделении интенсивной терапии.
