— Руди, — сказала Линда-барменша. — Заткнись ты, к гребаной матери.
— Правда ранит, детка.
— Побереги это для своей колонки, Руди.
Он погрозил Линде пальцем:
— Знаешь, почему это мисс Роскошной Жопе не нравится то, что я говорю? Потому что эта сучка из Пасадены, вот почему.
Линда схватила Руди за палец и согнула его назад.
— Я тебе не сучка, Руди, — сказала она.
Она еще дальше отвела палец. Руди побелел от боли.
— Ты сейчас передо мной извинишься — или я сломаю тебе палец пополам.
— Извиняюсь, — пробормотал Руди, уже готовый завопить.
Она отпустила палец.
— Обожаю джентльменов, — сказала Линда. И налила нам еще по порции.
Руди несколько минут молчал. Когда боль наконец затихла, он залпом выпил виски. Его передернуло.
— Умеешь ты обращаться с женщинами, — заметил я.
Он натянуто улыбнулся:
— Святая истинная правда.
Линда выкинула нас обоих из бара. Кроме нас, там больше уже никого не оставалось. Когда мы, спотыкаясь, шли к двери, она крикнула мне в спину:
— Не разрешай этому сукину сыну садиться за руль.
— Надо же, какая недоверчивая, — пробормотал Руди.
Мы вывалились на улицу. Все еще шел снег.
— Как ты собираешься добираться до дому? — спросил я.
Он полез в карман и достал оттуда связку ключей:
— На своей машине.
— Не пойдет.
— Улицы пустые. Я ни для кого не представляю опасности.
— Кроме самого себя. Давай сюда ключи, Руди.
— Кто ты такой, черт тебя дери? Моя няня Мэри Поппинс?
Я выхватил у него ключи.
— Говнюк, — сказал он и попытался меня ударить, но я легко увернулся.
Он упал.
— Я иду домой, — заявил я. — Хочешь получить свои ключи — топай за мной.
Я повернулся и пошел по Главной улице. Пройдя ярдов сто, я обернулся и с облегчением увидел, что Руди уже поднялся и тащится за мной. Я не стал ждать, когда он меня догонит, потому что холодно было жутко. Но это заставляло нас обоих шевелиться, а также хорошо отрезвляло после всего выпитого нами алкоголя. К тому моменту, как я дошел до своего дома, я был почти трезв. Я подождал минуту-две в вестибюле, пока подгребет Руди. Его потрепанное пальто было все в снегу. Прогулка оживила его.
— Ты тут живешь? — удивился он, входя в вестибюль.
Я кивнул.
— Кажется, я тут однажды потрахался с агентшей по недвижимости. Настоящей занудой по имени Мэг Гринвуд. Решила, что, раз мы переспали, значит, у нас любофф. Названивала мне домой, в газету, в конечном итоге пришлось сменить номера. Дважды. Ей плевать, если тебе кажется, что твои яйца из бетона Если ты когда-нибудь повстречаешь эту психованную бабу в баре, на вечеринке или еще где, уноси ноги. Причем побыстрее.
Я рассмеялся:
— Пойдем наверх. Я вызову тебе такси.
В лифте Руди спросил:
— Я на тебя замахнулся у бара?
— Да.
— Ударил?
— Нет.
— Хорошо.
Когда мы вошли в мою гостиную, Руди присвистнул.
— Вы только посмотрите, — сказал он. — Сохо, Монтана.
— Рад, что тебе нравится, — сказал я. — Ты знаешь телефон службы такси здесь, в городе?
— Слушай, какой хреновый из тебя хозяин. Угости пивом, потом можешь вышвырнуть меня на мороз.
— Я устал, — сказал я.
— Одна паршивая бутылка пива, и меня нет в твоей жизни.
Я потащился на кухню. Руди за мной.
— Слушай, я в жизни не видел столько белой краски, — заметил он, разглядывая пустые стены. — Как называется эта школа интерьера? Минимализм Скалистых гор?
— Ха! — отозвался я.
— Еще одну такую же, и тебе будет смешно.
Я достал две бутылки «Роллинг Рок» из холодильника. Протянул ему одну.
— Благодарю покорно, — сказал он. Сделал глоток и уставился на меня внимательно, не мигая. — Знаешь, я точно не хотел бы играть с тобой в покер.
— Это почему? — поинтересовался я.
— Потому что ты чертовски здорово блефуешь.
Внезапно я почувствовал тревогу.
— Я всегда в покер проигрываю, — сказал я.
— Не верю, — возразил он.
— А ты попробуй — неплохо заработаешь.
— Нет уж, спасибо. Покер для меня все равно что развод в суде. Ситуация всегда проигрышная. Но я уверен, что ты знаком со всеми трюками: как молчать в тряпочку, выдавать мизерную информацию…
— Ты что этим хочешь сказать?
— Ну, я с тобой пять часов подряд пил, а ты мне ни хрена про себя не рассказал. А поскольку я пронырливый журналюга, мне любопытно, почему так.
— Может быть, потому что мне, в отличие от тебя, вовсе не хочется рассказывать историю моей жизни после второй рюмки.
— Может быть, — согласился он, улыбаясь. Он меня смутил, сознавал это и этим наслаждался.
— Давай попробуем вызвать такси, — сказал я.
Я вернулся в гостиную и взял трубку. Позвонил в справочную. Оператор ответила только после двадцатого гудка. Она дала мне номер телефона местного такси. Я позвонил по этому номеру. После сорокового гудка пришлось положить трубку.
— Не отвечают, — сообщил я, направляясь в кухню.
— Да я так и знал, что не ответят. После двенадцати в снежную ночь они всегда закрывают лавочку.
Он уже переместился с кухни в темную комнату и просматривал портреты, которые я сделал в Монтане и оставил сушиться. Когда я вошел, он поднял голову.
— Твоя работа? — спросил он.
Я кивнул. Он ничего не сказал, продолжил просматривать отобранные фотографии в пачке из пятидесяти штук. На губах у него появилась улыбка.
— Я бывал на этой гребаной заправке, — сказал он, поднимая снимок прыщавого парня с семьей.
Затем занялся следующим снимком.
— Твою мать, — сказал он, с ухмылкой разглядывая портрет хозяйки забегаловки на дороге. — Это же Грозная Мадж.
— Ты ее знаешь?
— Черт, конечно. Она запрещала мне появляться в ее заведении по крайней мере дважды. — Он поднял уже пустую пивную бутылку. — Нельзя ли еще одну, пожалуйста?
— Уже совсем поздно, — заметил я. — Как ты собираешься добраться до дому?
— У тебя диван есть?
— Полагаю…
