— Я не хочу. И не захочу. Но знаешь, мне кажется, этого недостаточно. Нужно еще что-то, кроме желания. Разве нет?
Хороший вопрос, кстати. И ответа я, пожалуй, не знаю. Мало ли что мне кажется. Но вслух говорю:
— Конечно, нужно что-то еще. Например, сама способность поставить вопрос таким образом.
Отмахивается. Правильно, в общем, делает.
— Понимаешь, — говорит, — когда я была маленькая, точно знала, что я не такая как все. Не то чтобы обязательно лучше. Но точно не такая. Другая какая-нибудь. Мне это было ясно, все остальные могли идти лесом. Они и шли.
— Ну и?..
— Что-то мне больше ничего не ясно, — вздыхает.
Я прикусываю язык, чтобы не сказать очередную банальность, которая, конечно, чистая правда, но все хорошо в свое время, правда — не исключение. Какое-то время мы оба молчим. Наконец она взрывается.
— Нет, ну ты тоже заметил, да? Не мог не заметить! Заметил же?!
Приподнимаю бровь. Дескать, я много чего заметил. Ты о чем?
— Я становлюсь все больше похожа на маму, — мрачно объясняет она. — Вообще копия. Одно лицо. Только не говори, что это прекрасно, потому что она красавица и я, следовательно, тоже. Ну красавица, да. И что? Это ничего не меняет… Нет, мама супер, она чудесная, страшно умная и умеет такие штуки, ох, ты бы знал, я никогда не научусь… А все равно. Ну ты же знаешь, как она живет. Как все, так и она. Причем я же вижу, ей не нравится. Она прям бесится от этого. Но ничего не может поделать, живет как самая обыкновенная дура. Такая тоска! И я, получается? Вот так и буду, да? Как дура?! Сама не замечу, как так вышло, все само сложится, нет ну ужас же, а?!
— Да ну, — говорю. — Не сгущай краски. Я твою маму не первый год знаю. Еще с тех пор, когда тебя на свете не было. Все не так просто, как ты думаешь. Вернее, вообще не так. Мало ли что тебе кажется. Мама у тебя та еще штучка, и жизнь у нее невероятная, просто ты не знаешь, и правильно, все имеют право на тайны. Скоро и у тебя их будет много-много. Столько, что ни в одну обыкновенную жизнь не поместятся, а в твою — пожалуй.
— Правда, что ли?
Она только что собиралась заплакать, а теперь почти готова улыбнуться, глядит на меня исподлобья с надеждой: уговаривай меня, убеждай, пожалуйста!
— Конечно правда, когда это я тебе врал, — говорю, осторожно поглаживая ее мягкое, еще детское крыло.
Sweet plum
Когда я сказал: «Поедем автостопом», — Лара и бровью не повела. Зато утром, когда я подогнал к подъезду древний «гольф» цвета разлитой ртути, вздохнула почти разочарованно:
— Так и знала, что врешь про автостоп.
— Это, увидишь, будет самый настоящий автостоп. Программа такая: мы едем, едем, едем в далекие края, до тех пор, пока что-нибудь не сломается. Потом полдня кукуем на обочине, ждем доброго самаритянина, который дотащит нас на буксире до ближайшего автосервиса; пока машину чинят — осматриваем окрестные достопримечательности. Чем серьезней поломка, тем больше успеем увидеть. Правда, я здорово придумал?
— Ничего себе лотерея. А вдруг не сломается? Тогда, что ли, так и будем ехать без остановок, как глупые дураки?
— Ну да, к последнему морю. Но это, знаешь, маловероятно. Машина восемьдесят шестого года.
— Практически ровесница фараонов.
— Вот именно. Причем я, судя по всему, первый владелец, который не испытывает к ней лютой ненависти. Во всяком случае, мой предшественник, добрейшей души человек, в жизни ни с кем, кроме телевизора, не поругался, — так вот, даже он бил это бедное животное ногами за малейшую провинность; говорил, что хуже уже все равно не будет. Он, скажу тебе по секрету, заблуждался. Хуже, теоретически, возможно. Но маловероятно, чего уж там.
— Да, это меняет дело. Автостопом ехать любой дурак может. А такой экстрим только для крутых рейнджеров и законченных придурков вроде нас.
— Вот и я так рассудил. Тем более что эту бедолагу не жалко заправлять богомерзкими отходами алхимических опытов, которые в причерноморских степях выдают за бензин.
— Вот. Это уже как-то похоже на правду, — ухмыльнулась Лара. — Ты — скупой и расчетливый буржуа, прикинувшийся романтическим вагабондом. Я это предвидела; скажу больше, в глубине души я на это надеялась. Только, чур, вести будем по очереди, — почти сердито добавила она. — Я тоже желаю насладиться этим увечным железным телом.
— От таких великодушных предложений, Лариса Сергеевна, настоящие джентльмены в здравом уме не отказываются. — И я проворно распахнул перед ней водительскую дверь. — Чур, ты первая. Я еще не проснулся.
Лара просияла. Немного повозилась с креслом, подвигала его туда-сюда, поправила зеркала, медленно вырулила на подъездную дорожку, попятилась, пробуя заднюю передачу, умиротворенно вздохнула: «Ладно, будем считать, разобрались», — и мы поехали.
Это путешествие я замыслил еще зимой, обнаружив, что дела не дают мне улизнуть от московской слякотной стужи. Вообще-то до сих пор я предпочитал полагаться в таких делах на импровизацию, но зимние ночи почти бесконечны, а сладкие планы на будущее лето — самое эффективное и безвредное снотворное, от такого времяпровождения даже похмелья не бывает, поэтому я успел распланировать свою «крымскую кампанию» до мельчайших деталей. Решил, что это будет долгое, неторопливое путешествие на древней помойке, которая за долгие годы небезупречной службы приобрела в семье прежнего владельца статус родового проклятия. У этой археологической редкости было одно неоспоримое преимущество перед любым другим доступным мне транспортным средством: в случае чего, ее абсолютно не жалко, так что и тревожиться не о чем. Недостаток комфорта — невысокая плата за безмятежность, по крайней мере, для человека вроде меня, чуть ли не от рождения наделенного сомнительным даром заранее просчитывать и предупреждать все возможные неприятности. Дрянная машина, драные штаны и минимум наличности — вот залог полноценного отдыха, мне так всегда казалось.
Разобравшись с приоритетами, я сочинил примерно трехкилометровый плей-лист, выбрал две дюжины книг для пляжного чтения, после некоторых колебаний мысленно положил в рюкзак камеру, маску, ласты и две пары темных очков, или даже три, потому что одну из них я непременно потеряю на третий примерно день, а вторую — ближе к концу отпуска. Составил дивное дорожное меню: гора бутербродов с сыром, идеальная еда для путешествия, чем дольше лежат они на жаре, тем вкуснее становятся. И сливовых самокруток надо будет навертеть побольше, про запас, чтобы не останавливаться потом на обочине ради каждого перекура. И лайм заранее выдавить в каждую бутылку с водой, и два литровых термоса с кофе, непременно два, потому что я прожил очень долгую жизнь, целых тридцать шесть лет, и твердо знаю: один литр кофе — это катастрофически мало.
В феврале ударили лютые морозы, а работы у нас с Мишелем прибавилось, так что даже в Египет какой-нибудь на неделю сбежать от холодов не удалось, и мне понемногу стало казаться, что все эти прекрасные штуки — лето, Одесса, Кинбурнская коса и Крым, даже расплавленные солнцем бутерброды с сыром — существуют только в моем воображении. Но я твердо знал, что если вера моя будет крепка, они своевременно материализуются, сбудутся и превзойдут все ожидания, как бывало уже не раз.
