Исчезновение картонки совершенно выбило меня из колеи. До сих пор я не подозревал, что настолько дорожу возможностью еще раз встретиться с Хайди. Честно говоря, я вообще почти не думал о ней — не до того было. Слишком много всего случилось за полтора дня, прошедшие с тех пор, как она помогла мне найти попутку. И только теперь, обнаружив, что потерял ее телефонный номер, я принялся кусать локти. Такая девушка. Такая. Рыженькая. Хорошая. Эх.
Успокойся, сказал я себе. Число книжных магазинов в городе Эрфурте, вероятно, велико. Но оно конечно. А значит, ничего не пропало.
Ты имеешь в виду?.. — изумленно переспросил я своего внутреннего советчика.
Совершенно верно. Ты поедешь в Эрфурт и обойдешь там все книжные магазины, предварительно узнав их адреса из какого-нибудь специализированного справочника. А если тебе кажется, что дело не стоит таких хлопот, тогда и сопли по морде мазать не имеет смысла. Соберись.
Потрясенный собственной безжалостностью, я пошел в душ. Пока мылся, окончательно понял, что пробежка по книжным магазинам города Эрфурта — отличное развлечение, совершенно в моем духе. И Хайди будет приятно узнать, как я ее искал. Любой девушке такое понравится, спорю на что угодно. А в Краков можно съездить еще раз, вернее, еще не раз. И не только в Краков, вообще куда угодно. Вместе. Цузамен. Тугезер форевер, ага.
Так что из душа я вышел в приподнятом настроении. Вдохновленный романтическими планами на ближайшее будущее, я включил компьютер, убил полчаса, разыскивая список книжных магазинов Эрфурта, и ведь нашел-таки, вожжа под хвостом — великая сила. Вдохновленный успехом, я закурил и принялся сочинять письмо Карлу. Решил — пора, наконец, суммировать все нелепости, которые успели произойти за мной за последние дни. И вкратце рассказать о них человеку, в равной степени заинтересованному и в исходе дела, и в моем благополучии. Глядишь, выйдет Карлу развлечение, а мне польза. Записать — значит выбросить из головы, это правило работает для меня не всегда, но очень часто. Будем надеяться, на этот раз мне повезет.
Однако чем дольше я корпел над отчетом, тем меньше понимал, что, собственно, происходит. Все эти мои сумбурные переезды с места на место, удивительные встречи, многообещающие знакомства, загадочные события, глубокомысленные разговоры не складывались в мало-мальски связную единую картину. Не жизнь, а роман, состоящий исключительно из интригующих завязок, не имеющих развития. Вполне возможно, в какой-то момент я просто проснусь дома и обнаружу, что мне приснился самый длинный сон в истории человечества. Или уже никогда нигде не проснусь, после нынешней ночи ни в чем нельзя быть уверенным — то есть, по уму, вообще никогда нельзя, просто сегодня в поезде мне продемонстрировали это с сокрушительной, сминающей разум наглядностью. И единственное, что я могу сделать в такой нелепой ситуации, — написать Карлу и подождать, пока мне приснится его ответ.
Карл позвонил четверть часа спустя, как будто все утро дежурил у почтового ящика в ожидании моего письма.
— Слушай, Фил, что это было? — не здороваясь спросил он. — Документальная повесть о суровых буднях или вдохновенный полет твоего гения?
— Мой гений в такие дебри не залетает, куда ему. Так что да, вполне себе документальная повесть. Надеюсь, все-таки не история болезни. Не хотелось бы вот так сразу ставить на себе крест.
— Без креста, пожалуй, обойдемся, — решил Карл. — Кстати, Рената рассказала мне про сантехника-самозванца. Еще одна нелепая история. И на игру твоего воображения его визит уж точно не спишешь. Я, конечно, с самого начала подозревал, что пан Черногук хочет раздобыть мой адрес. Но не думал, что до такой степени. И, честно говоря, если уж ему так приспичило, есть гораздо более эффективные способы, вполне доступные любому человеку с деньгами.
— Митя — ну, который устроил за мной слежку — говорит, у него такое ощущение, что Черногук хочет не столько найти твой дом, сколько продемонстрировать нам, что он его ищет.
— Зачем, интересно?
— Хороший вопрос. Ответа на него у меня, сам понимаешь, нет. Может, он просто псих. А может, развлекается. И нам предлагает присоединиться. В одном он, по крайней мере, преуспел: мы теперь постоянно о нем думаем. И уже, пожалуй, до конца своих дней не забудем, что есть на свете такой великий человек, пан Болеслев Черногук, загадочный, как улыбка Джоконды.
— Слушай, — внезапно сказал Карл, — а может быть, имеет смысл все бросить? Я хочу сказать — может, ты просто приедешь домой? А краковскую даму потом будем искать. Или не будем. Ключ семнадцатого века меня вполне устроит. Я уже, честно говоря, сам не рад, что так тебя загрузил.
— Зато я, кажется, рад.
— Ты это серьезно?
— Сам не знаю, — честно сказал я. — Но Краков мне пока очень нравится, вот это совершенно точно. Так что, если ты не возражаешь, я все-таки поищу эту даму. Искать буду неторопливо и бестолково, чтобы задержаться здесь подольше. Такой прекрасный предлог.
— А без предлога ты задержаться не можешь? — удивился Карл.
— Могу. Но так интереснее. Мне понравилось быть при деле. Освежающее ощущение. И какая игра на контрастах! Все вокруг ведут себя как помешанные, реальность похожа на похмельный сон, и посреди этого хаоса такой прекрасный, деловитый я. Весь в белом. Озабоченный исключительно пополнением твоей коллекции. По-моему, просто отлично.
— Тогда ладно, — сказал Карл. — Я как-то не сообразил, что тебе все это нравится.
— Я сам не сообразил. Но сейчас представил себе, как иду на вокзал за билетом, и понял, что еще не наигрался.
— Это совсем другое дело, — согласился Карл. — Тогда скажу тебе правду: сейчас я хочу заполучить этот проклятый ключ гораздо сильнее, чем раньше. Всю коллекцию за него отдал бы, не задумываясь. Не знаю почему. Совершенно иррациональное чувство.
— Я, будешь смеяться, тоже хочу, — сказал я. — Как будто я сам коллекционер. Как будто это моя дверь в подвале. Как будто это моя причуда — найти подходящий к ней ключ. Как будто это главное дело всей моей жизни, черт побери. Совершенно иррациональное чувство, ты прав.
— Да уж, — вздохнул Карл. — Спятили мы с тобой, похоже, вот что.
— Если оба сразу, это еще ничего, — сказал я. — Значит, сможем найти общий язык.
— Договоримся как-нибудь. — Я почувствовал, что он улыбается. — До сих пор вроде получалось.
Краковский Главный Рынок — самая большая средневековая площадь, сохранившаяся на территории Европы. По крайней мере, я где-то, когда-то это читал. Или слышал. Но все равно удивился: площадь оказалась гораздо больше, чем я был способен вообразить. Бесчисленные улицы тонкими кривыми лучами разбегались от нее в разные стороны. Похоже, найти кафе «У Гражины», расположенное «где-то совсем рядом», будет не так просто, как я думал. С другой стороны, сам виноват. Тебе нужен был повод задержаться в Кракове? Ну вот, получай. В подарочной, черт бы ее побрал, упаковке — с башенками на фоне безоблачного неба, лакированными каретами, застывшими на мостовой в ожидании седоков, стаями толстых, холеных голубей, а вместо ленточки будет у нас негромкий, но объемный, весь окрестный космос заполнивший звук трубы. Я долго озирался в поисках трубача, но обнаружил только шарманщика, скрипача и квартет баянистов — все они сейчас отложили в стороны свои инструменты и, воздев очи горе, благоговейно внимали невидимой глазу трубе.
