— Имей в виду, все вовсе не так страшно, как тебе кажется, — сказал Чиффа.
Судя по голосу, он был где-то рядом, видеть его я пока не мог, и вообще ничего, только какие-то мутные цветные пятна, тусклые и сияющие, вперемешку. Присутствие Кеттарийца, как всегда, действовало на меня целительно, даже умиротворяюще, но все же не настолько, чтобы гнев мой взял и вот так сразу утих. Другое дело, что дать ему выход я пока не имел ни единого шанса, тут уж ничего не попишешь.
— У меня обычно тоже хватает дури мнить себя великим игроком, — вздохнул Чиффа. — Тогда как ясно, что и я — только карта в чужих руках. И кстати, не факт, что непременно козырная. Иногда, вот сейчас например, это меня совершенно не печалит, потому что я в состоянии оценить подлинные масштабы этого непостижимого игрока. Но понять тебя я могу, как никто другой. Дыши, сэр Шурф, дыши, поначалу это будет больно и трудно, но потом пойдет гораздо легче. Правильное дыхание, конечно, никогда не изменит истинного положения наших с тобой дел, зато сделает твою жизнь проще и приятнее. Настолько, что ты наконец-то обрадуешься, что остался в живых. Как я понимаю, это должно было стать для тебя полной неожиданностью. Умирал ты, во всяком случае, очень добросовестно, с полной самоотдачей, как и все, что делаешь.
Говорить я не мог, какие уж тут разговоры, когда даже разумный совет насчет дыхательных упражнений был пока совершенно невыполним. Я хотел воспользоваться Безмолвной Речью и сказать Чиффе, что он втянул меня в отвратительную игру, потому что одно дело — охотиться на Лойсо Пондохву и совсем другое — оказаться капканом для человека, который искренне предложил тебе свою кровь. Есть граница между хитроумной стратегией и обычной подлостью; переступать ее, наверное, можно, почему нет, но делать это следует осознанно и добровольно, а не сдуру, игрушкой в чужих руках. Но и Безмолвная Речь мне пока не давалась. Оставалось надеяться, что Чиффа самостоятельно прочитает мои мысли, как не раз делал прежде, и заткнется хотя бы на полчаса, а еще лучше — вовсе исчезнет, потому что невыносимо.
Уж не знаю, читал он мои мысли или нет, но действительно заткнулся, вздохнул и небрежно коснулся моей макушки — усыпил. И правильно сделал. Потому что проснулся я почти зрячим. И почти вменяемым — насколько это вообще возможно.
— Кроме всего, я тебя еще и крыши над головой лишил, — весело сказал Чиффа. — Вашего фамильного замка больше нет. Мне очень жаль.
Не думаю, что он действительно испытывал сожаление. Столь жизнерадостным тоном обычно сообщают только очень хорошие новости. Впрочем, по большому счету ситуация была именно такова. Узнать, что остался без дома, можно только будучи живым. Выходит, я действительно жив. Интересные дела.
Обдумав все это, я понял, что не только жив, но к тому же еще и проснулся. Открыл глаза и обнаружил, что вижу почти так же хорошо, как прежде. Перед моим носом стоял большой кувшин с камрой и еще один, маленький, с каким-то незнакомым зельем. Пахло оно, впрочем, довольно приятно.
Чиффа сидел на подоконнике. Вид он при этом имел настолько лучезарный и самодовольный, что я предусмотрительно отвернулся, опасаясь нового приступа ярости. На это у меня пока не было сил. На усмирение себя — тем более.
— Так я крови Лойсо и не напился, — сказал я. — Придется довольствоваться вашей камрой. А это, при всем моем уважении к качеству напитка, совсем не то.
Это была скорее проверка работоспособности голосовых связок, чем настоящий упрек. Ясно же, что упреками его не проймешь. И вообще ничем.
— Тебе, должен сказать, очень повезло, — жизнерадостно откликнулся Чиффа. — Кровь у него ядовитая. Это не метафора, а просто констатация факта. Одной капли крови Лойсо Пондохвы достаточно, чтобы убить взрослого, крепкого человека. Ты, конечно, очень живучий, но глотка тебе, не сомневаюсь, хватило бы с избытком. К слову, это одно из его любимых развлечений. Время от времени Лойсо заводит себе очередного приятеля, какого-нибудь могущественного — прочих он вообще людьми не считает, — но юного и несведущего колдуна вроде тебя. Учит уму-разуму, обещает принять в орден, да еще и свою кровь сулит, как высшую милость. В финале бедняга умирает на руках у своего благодетеля, счастливый и восхищенный, не успев сообразить, что случилось, а Лойсо, насколько я понимаю, получает от этого не только моральное удовлетворение, но и еще кое-какие бонусы. Какие, в точности не знаю. И знать не хочу, потому что, кажется, догадываюсь… Впрочем, Лойсо и его выходки — уже часть истории. И хвала магистрам. Хотя, строго говоря, вовсе не каким-то неизвестным магистрам хвала, а нам с тобой.
Наверное, последняя фраза должна была доставить мне удовольствие, но меня занимало совсем другое.
— Ядовитая кровь? Это правда? Или вы просто наспех выдумали это утешение, чтобы меня не мучила совесть?
— Ну знаешь. Ты что, действительно способен представить меня в роли утешителя? Что же до ядовитой крови Лойсо Пондохвы, теоретически у тебя по-прежнему есть возможность проверить правдивость моих слов. Но я бы, честно говоря, не советовал. По крайней мере, не в ближайшее время. А вот лекарство надо пить прямо сейчас. Я, конечно, с превеликим удовольствием буду с тобой возиться, но примерно до вечера, не больше. Надоест. Поэтому в твоих интересах встать на ноги как можно скорее. А зелье отличное, его девочки Сотофы готовят. Нужно пить понемногу, по маленькому глотку, делая перерывы в несколько минут. Пока пациент болен и слаб, лекарство кажется сладким, а по мере выздоровления его вкус будет портиться. Последние глотки — потрясающая гадость, думаю, ничего горше ты в своей жизни не пробовал. Но допить придется до конца, иначе процесс повернет вспять. Заранее тебе сочувствую. Давай начинай, а я за это буду отвечать на твои вопросы. У тебя их, подозреваю, великое множество.
— Вопросов хватает, — согласился я и попробовал лекарство.
Вероятно, дела мои были пока совсем плохи, потому что вкус показался мне восхитительным.
— А что вы имели в виду, когда сказали, будто я могу проверить ваши слова? Ну, про кровь Лойсо Пондохвы. Хотите сказать, он остался жив? Вы разошлись вничью? Но почему тогда вы говорите, что его дела — уже часть истории? Или вы его все-таки убили, а кровь сцедили в сосуд? Что-то я совсем запутался.
— Сцедить кровь врага в сосуд? Ну ты даешь, сэр Шурф. Вынужден тебя разочаровать, домашнее консервирование — не моя стезя. Проще вовсе не убивать врага, чем потом запасать его впрок. Я и не убил, совершенно верно. И не собирался. Собственно, в этом и состояла моя главная проблема — как бы не убить ненароком Лойсо Пондохву. А то он, знаешь ли, такое хрупкое, нежное существо…
Еще недавно я бы подумал, что его слова похожи на обычное хвастовство, глупое и неуместное, даже если речь идет о поверженном противнике. Но я хорошо помнил, как плясало веселое белое пламя, поэтому никаких выводов делать не стал. Мало ли какие искры могут лететь от такого костра.
Чиффа тем временем стал немного серьезней.
— На самом деле я даже не знаю, чем завершилась бы моя драка с Лойсо, если бы она состоялась здесь, в Ехо, — сказал он. — Возможно, я бы его убил, а может быть, мне самому пришлось бы удирать в Хумгат и потом носа в столицу не совать. Что совершенно точно, я бы не смог взять его в плен живым. А я хотел именно этого. Иные варианты меня не устраивали.
