— У тебя свои интересы, а у меня свои, — ухмыльнулся он. — Учителю достается две трети добычи ученика. Чем больше тебе подадут, тем лучше.
Поспоришь с таким, как же. Я начал всерьез беспокоиться о Кобе. Сейчас-то я как-нибудь потерплю, но где гарантии, что завтра-послезавтра мне не приснится, как я гоняю своего мучителя по раскаленным углям? Одна надежда, что принадлежность к загадочным муракокам спасет его от моего гнева.
Впрочем, четверть часа спустя я думал о грядущем возмездии не с печалью, а с наслаждением.
К счастью, моя изнеженность и неприспособленность к суровым условиям существования с лихвой компенсируются гордыней и упрямством. Чрезвычайно удачное сочетание пороков. Так было всегда, сколько себя помню, поэтому я обычно пользуюсь репутацией очень выносливого человека. И только самые близкие люди, рядом с которыми я могу позволить себе роскошь не быть гордецом, знают мне цену, бедняги.
Вот и тут я стиснул зубы и поклялся, что дойду до места не пискнув. Не дам Кобе лишний повод надо мной потешаться. И без того я его сегодня уже порадовал по самое не могу. Хватит.
Поэтому (и только поэтому) я как-то доковылял до трактира «Жирный индюк». По иронии судьбы именно отсюда мне носили завтраки в ту пору, когда я жил в Новом Городе. Коба объявил, что это место уже три дня как свободно, поскольку мой предшественник, Пестрый Кламс, умер не то от старости, не то от пьянства. Он выдал мне медальон, похожий на потертую иноземную монетку, велел показывать его всякому, кто поинтересуется, с какой стати я тут отираюсь, пожелал удачи и исчез в ближайшем переулке прежде, чем я успел перевести дух и потребовать инструкций. Пришлось посылать ему зов.
«Коба, а что делать-то?» — спросил я.
«Как — что? Деньги клянчить. Ты же сам хотел поглядеть, что из этого выйдет, вот и гляди. Ни к чему тебе мои советы. Сам разберешься. Зайду за тобой незадолго до рассвета».
Пришлось положиться на вдохновение. Как всегда.
Несколько минут я довольно бестолково топтался у порога трактира, потом сообразил, что наконец-то можно дать отдых разбитым ногам, и уселся на тротуар, под фонарем, оранжевый свет которого, по идее, должен был выгодно оттенять мою страдальческую мину. Поерзав и кое-как устроившись, я принялся ждать свою первую жертву. Теперь, когда боль в ногах немного утихла, мне снова стало интересно, к чему приведет эта затея. Я практически подпрыгивал от нетерпения, но вокруг никого не было, а соваться в трактир я не стал. Рассудил, что если меня отсюда выкинут, дни «Жирного индюка» будут сочтены. Жалко, хороший, в сущности, трактир. По крайней мере, повар здесь всегда был отменный.
Наконец дверь распахнулась, и на крыльцо высыпала шумная компания подгулявших горожанок. Полдюжины женщин разного возраста, все очень нарядные и, кажется, милые — насколько можно судить по первому впечатлению. Я понял, что это шанс. Дебют мой должен был состояться теперь или вовсе никогда.
— Тетеньки, — жалобно пискнул я, — дайте ма-а-ахонькую монетку бедному голодному сироте!
Что тут началось, никакими словами не описать. Я явно недооценил убойную силу своего сиротского обаяния. Меня окружили плотным кольцом, ахали, сочувствовали, теребили, расспрашивали. Объясняли, что голодать в столице Соединенного Королевства не обязательно: кто угодно имеет право пообедать в любом трактире за счет Его Величества Гурига Восьмого. Я вполне искренне краснел и оправдывался: дескать, в таком виде меня никуда не пускают. Пару раз по шее надавали, так я теперь и не суюсь… Дамы на чем свет стоит крыли бессердечных сограждан и, соответственно, жалели меня. Я шмыгал носом и, путаясь в деталях, рассказывал им страшную историю про людоедов Энго, не оставивших от моих дорогих родителей даже берцовой кости на память.
Как только речь зашла о людоедах, леди понимающе переглянулись, и одна из них рванула обратно, в трактир. Вскоре она вернулась с целым подносом горячих пирожков. Поднос был принесен мне в жертву. Я не возражал, поскольку обедал очень давно, поужинать дома так и не собрался, а потом, У Кобы, и вовсе не до того было. Ну и повар в «Жирном индюке», как я уже говорил, отменный, это тоже немаловажно.
Дамы, затаив дыхание, наблюдали, как я лопаю. Мой, прямо скажем, недетский аппетит окончательно их растрогал. На поднос с пирожками дождем пролились монеты, а на меня — мудрые советы. Мне предлагали столько вариантов устроить свою судьбу, что я даже растерялся от обилия возможностей. От приюта для одаренных сирот при Королевской Высокой Школе (с чего, интересно, они взяли, будто я одаренный?) до специального списка горожан, изъявивших желание кого-нибудь усыновить. Таких добрых людей в Ехо, оказывается, гораздо больше, чем сирот, поэтому беднягам приходится ждать своего счастья годами; причем детям дают возможность погостить в нескольких семьях, возглавляющих список очередников, и самим выбрать новых родителей. Одна копия списка, как выяснилось, хранится в Доме у Моста, у специального сотрудника Городской полиции — вот это новость! Все-таки я действительно живу как во сне и не вижу дальше собственного носа.
Понукаемый ехидством, я клятвенно обещал заботливым леди завтра же непременно отправиться не куда-нибудь, а именно в Дом у Моста, и они наконец разошлись по домам, полагая мою судьбу практически устроенной, а свою благородную миссию — исполненной. В сущности, так оно и было.
Дождавшись, пока мои благодетельницы разойдутся, я пересчитал монеты и рассовал их по карманам. Щедрость добрых горожанок превосходила мои представления о возможном: в сумме они накидали мне почти три с половиной короны. Вполне достаточно для безбедной жизни в течение дюжины дней, включая съем пристойных апартаментов в Старом Городе: все-таки корона Соединенного Королевства — очень крупная монета.
Я поздравил себя с дебютом, доел последний пирожок, спрятал поднос в ближайшие кусты, набрал в легкие побольше воздуха и с утроенным энтузиазмом взвыл: «Дайте монетку бедному сироте!» — благо из «Жирного индюка» выходила очередная теплая компания. Охотничий азарт не позволял мне расслабляться и упускать добычу.
К утру мои карманы были набиты монетами под завязку, а я успел не единожды сбиться со счета. Сколько я заработал? Ясно, что никак не меньше дюжины корон. Но вот насколько больше? Я поленился пересчитывать деньги, решил, что Коба как-нибудь сам справится. Бухгалтерия никогда не была моим сильным местом.
Кроме того, я, во-первых, объелся так, что шевелиться не хотелось, во-вторых, разжился старым, но абсолютно целым лоохи с чужого плеча, а в-третьих — и это главное! — один добрый человек не поленился зайти домой, благо его дверь соседствовала со входом в трактир, и принести мне свои старые сапоги. Страшные, как подвалы Иафаха, зато разношенные и очень мягкие, именно то, что требовалось моим разбитым ногам. Можно было больше не содрогаться, вспоминая, что придется пешком возвращаться в Портовый Квартал. Вот это действительно удача!
Одна пьяненькая старушка сгоряча захотела немедленно меня усыновить. Пятеро ее собственных взрослых детей, только что отметивших в «Жирном индюке» какой-то семейный праздник, открыто не возражали, но косились на меня с заметным опасением. Пришлось спешно придумывать, будто старшина нищих связал меня какой-то страшной клятвой, так что теперь я от него никуда не денусь. Старушка расплакалась от жалости, а ее дети вздохнули с явным облегчением. На радостях эта семейка отдала мне все, что оставалось у них в карманах. Думаю, до сих пор вспоминают ту ночь, радуются, что дешево отделались…
