«А это что за пакость такая? — оживился Джуффин. — Был такой призрак в ваших краях?!»
«Да нет, ерунда, на самом деле никакого всадника не было. Просто я прочитал о нем в книжке. А потом еще кино посмотрел… Но даже Всадника без головы я боялся не больше месяца — это всего тридцать дней, — а потом увлекся чем-то другим… Знаете, пожалуй, все свои настоящие страхи я заработал уже после того, как стал взрослым».
«Ну, считай, тебе повезло, — подытожил Джуффин. — Насколько я могу судить, этот твой гусь — всего лишь первое неприятное происшествие. Имей в виду: вполне может случиться, что тебе доведется встретиться и с другими страхами своего детства. Хорошо, если они не имеют над тобой никакой власти!»
«Хотите сказать, что сейчас на меня попрут большие собаки и безголовые всадники? — удивился я. — А что, на меня объявили охоту?»
«Я не знаю, Макс. Я только предполагаю. Просто мне известно о существовании такого старинного заклятия — довольно простенького в исполнении, надо сказать, как и вся древняя магия Хонхоны! Наслать на человека его детские кошмары проще простого. Такие наваждения сами по себе не могут причинить никакого вреда: ни убить, ни ранить, ни даже ударить. Они — просто картинки, которые исчезают, если ты смотришь на них недостаточно внимательно. Но для многих людей подобное заклятие становится самым страшным наказанием: некоторых оно и вовсе способно свести с ума. А бороться с таким наваждением проще простого: достаточно не обращать на него внимания. Помни об этом, если перед тобой вдруг появится армия безголовых всадников!»
«Что ж, спасибо, что предупредили… Ну и новости! Но кто это ворожит?»
«Надеюсь, рано или поздно ты это выяснишь, сэр Тайный сыщик! — обнадежил меня шеф. — По крайней мере, могу тебя утешить: скорее всего, твой гусь — дело рук дилетанта. Если бы за дело взялся серьезный колдун, ты бы вряд ли так легко отделался… И постарайся больше не будить меня, ладно? Могу тебя заверить: после вашего отъезда моя жизнь и без того стала чересчур утомительной!»
«Хорошей вам ночи», — виновато сказал я.
«И тебе того же», — не без некоторого ехидства откликнулся он.
— Ну дела! — растерянно сказал я вслух, когда голос шефа перестал звучать в моем сознании и я снова остался без собеседника.
Признаться, поначалу я хотел разбудить своего спутника и поделиться с ним странной историей про огромного гуся, но потом передумал. Пусть себе спит до утра. Кто знает, вдруг это дурацкое наваждение — не моя частная собственность, а наше общее достояние, одно на двоих? Со своими безобидными кошмариками я уж как-нибудь справлюсь. А вот какие страхи терзали в детстве сэра Лонли-Локли?.. Честно говоря, я предпочитал и дальше оставаться в неведении!
После встречи с гусем лихая езда сквозь необитаемое пространство ландаландской ночи утратила для меня свое очарование. Я был здорово на взводе и все время ждал неприятностей, как начинающий водитель на горной дороге.
Я думал, что готов ко всему, но зрелище, открывшееся мне примерно полчаса спустя после беседы с шефом, стало для меня настоящим сюрпризом. В доброй полусотне метров впереди прямо посреди дороги стоял дом — и какой! За несколько лет жизни в Соединенном Королевстве я успел убедиться, что местная архитектура может быть похожа на что угодно, но только не на удручающе однообразные новостройки моей далекой родины. Тем не менее на моем пути высился ностальгический привет из прошлого, многоэтажное здание из стекла и бетона. Оно походило не столько на жилой дом, сколько на какое-нибудь учреждение, вроде научно-исследовательского института.
«А это еще что за чушь? — удивился я, вглядываясь в слепые глазницы темных окон. — Считается, что я и этого должен бояться — так, что ли?.. За кого меня принимают, хотел бы я знать!»
И вдруг я вспомнил, что действительно боялся одного пустого здания, очень похожего на сие прекрасное видение… Ну, не то чтобы по-настоящему боялся, но старался смотреть на него как можно реже. Этого уродца строили на пустыре, неподалеку от дома, в котором я жил в детстве. В нашем старом районе, застроенном невысокими зданиями, сей многоэтажный монстр был настоящей белой вороной. Мне в ту пору было лет семь или восемь; я был храбр, как пьяный ландскнехт, по меньшей мере двадцать три часа в сутки, но почему-то упросил родителей переселить меня в другую комнату, маленькую и без балкона. Наобещал, помнится, за исполнение непонятного им каприза целую гору каких-то благоглупостей типа ежедневного выноса мусорного ведра и табеля, состоящего из одних пятерок. Все это я затеял только потому, что из окон моей нежно любимой спальни, оклеенной веселыми обоями, повествующими об идиллической лесной жизни ежиков, зайчиков и гномов, открывался изумительный вид на стройку. А возвращаясь домой из школы, я с преувеличенным интересом рассматривал булыжники под ногами, лишь бы не бросить косой настороженный взгляд на чудище из стекла и бетона. Я ни разу не появился на территории стройки — это я-то, которого ноги сами несли навстречу любому завалящему приключению! При этом у меня не было никаких щекочущих воображение гипотез касательно того, что происходит в новостройке. Я не населил уродливый дом ни привидениями, ни живыми покойниками, ни злыми гоблинами, ни даже какими-нибудь шпионами, которые, вообще-то, мерещились мне в те времена на каждом шагу. Просто новый дом мне не нравился. Почему — об этом я предпочитал не задумываться…
Через много лет, уже взрослым, я вернулся в город, где прошло мое детство, и был поражен жалким состоянием своего давнишнего неприятеля: дом оказался невысоким — всего-то восемь этажей! — его первый этаж был густо покрыт граффити, а большая часть стекол выбита. Дом пустовал, и я почему-то ужасно обрадовался такому положению вещей: то ли во мне проснулась мстительность, то ли в глубине души я всерьез полагал, что в этих серых стенах не может случиться ничего хорошего, так что пусть уж лучше приходит в упадок!
Как бы там ни было, но я уже давно не боялся этого дома. Не могу сказать, что его появление меня обрадовало, но сие происшествие относилось скорее к забавным, чем к трагическим. Я сбавил скорость до минимальной и осторожно поехал навстречу убогому кошмару своего детства.
Разумеется, дом не исчез. Но проехать сквозь это наваждение оказалось ничуть не труднее, чем в случае с гусем.
— Глупости какие! — сердито сказал я себе. — Ну, я узнаю, кто это развлекается! Ох, что будет!..
Впрочем, я и сам понимал, что ничего особенного не будет. Все эти наваждения нельзя было считать серьезными неприятностями. Так — то ли глупая шутка, то ли просто ностальгическая экскурсия в золотое детство. Очень даже ничего себе развлечение…
Потом, как я и предвидел, на дороге появилась огромная собака, типичное проклятие рода Баскервилей. Впрочем, «проклятие» исчезло совершенно самостоятельно, не дожидаясь, пока я его зашибу. Кажется, оно само поняло, что не дотягивает — не то что до кошмара, даже до дружеской шутки сэра Мелифаро!
Собаку сменила большая, размером с перекормленного орла, ворона, плюющаяся, как невоспитанный верблюд. Поначалу я недоумевал, но потом вспомнил, что какая-то растрепанная девчонка из соседнего двора по большому секрету поведала мне, что, если ворона плюнет кому-нибудь на голову, этот человек обязательно скоро умрет… Так что призрачная ворона исчезала под мой сдавленный смех: я честно старался оберегать сон сэра Шурфа. Ему предстоял трудный день: еще несколько сотен страниц вполне потусторонней прозы…
